5 С.А.Павлюченков Военный коммунизм в России власть и массы

глава у
"НЕОБЪЯТНЛЯ власть":
ВОЖДИ. "ВЕРХИ"
и "низы" в партии
Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть»,— продиктовал Ленин в своем знаменитом «Письме к съезду», высказывая опасения по поводу того, сумеет ли Сталин «всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью» (1). Как известно, Сталин сумел воспользоваться ею, вначале действуя «достаточно осторожно» и вероломно, а затем все более открыто и прямолинейно, представая в обличье абсолютного диктатора. Его путь к безграничной личной власти — особый разговор, особая тема, сейчас обратим внимание на ленинскую характеристику поста генерального секретаря ЦК партии, который уже сам по себе предоставлял человеку, занимающему этот пост, «необъятную власть». Сталин стал первым генсеком в истории партии, но был ли он первым, кому предоставилась такая уникальная возможность концентрации власти в послеоктябрьской системе государственного управления?
Пост генерального секретаря был учрежден 3 апреля 1922 года на первом пленуме ЦК, избранного XI съездом РКП (б), однако он имеет свою весьма прелюбопытную историю. Как известно, со второй половины 1918 года, после неудачной попытки использовать структуру Советов в строительстве нового государственного уклада, большевики встают на путь создания централизованной системы государственной власти, опираясь на низовые провинциальные партийные организации и комитеты бедноты. Осенью и зимой 1918 года партийные органы проводят активную политику подмены советских органов управления и становятся реальной властью на местах, становятся «нервной системой» государственного устройства, приводящей в движение по команде из центра все части «тела» российского колосса. По признанию В. А. Аванесова на VIII съезде РКП (б) в марте 1919 года: «Мы (т. е. партия.— С. П.) стали государством» (2).
Высшим руководящим органом этого «государства» формально являлся его съезд. Между съездами руководящую роль на себя принимал избранный съездом Центральный комитет партии, периоди-
166

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ. 'ВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
167
чески собиравшийся на пленарные заседания. Но и пленум ЦК как учреждение был слишком громоздок и неприспособлен вести повседневную оперативную работу в партии. До революции ею непосредственно занимались члены ЦК и в первую очередь сам Ленин, но после октябрьского переворота, когда цекисты логикой жизнедеятельности нового государственного механизма были «растащены» по различным функциональным государственным постам, собственно партийная работа на какой-то период времени оказалась на втором плане.
Сложилось так, что в то время, когда основные партийные кадры осваивали государственные должности в Совнаркоме, комиссариатах, Советах, армии и других местах, где кипела основная работа по созданию и обороне Советского государства, практическое руководство партийными делами, секретариатом и аппаратом ЦК взял на себя Я. М. Свердлов и его ближайший помощник и жена К. Т. Новгород-цева. Свердлов выделился в руководящий эшелон партии между февралем и октябрем 1917 года, когда он проявил необычайную активность и настойчивость в проведении ленинской линии. Свердлов, кроме отменно зычного голоса, не обладал выдающимися ораторскими способностями, как Троцкий, не претендовал на роль ведущего теоретика партии, подобно Бухарину, но оказался весьма способным и фантастически работоспособным организатором. Личные его качества были выше всяких похвал. Данишевский вспоминал, что когда 5 июля 1918 года во время вечернего заседания V Всероссийского съезда Советов на одном из ярусов Большого театра у кого-то случайно взорвалась ручная граната, то избежать естественной в таких случаях смертельной паники и давки помогла только абсолютная выдержка председательствующего Свердлова (3). С VI вплоть до VIII съезда РКП (б) вся текущая и в первую очередь организационно-кадровая работа в партии легла на его плечи. О нем говорили, что он смело мог сказать, что ЦК — это я (4).
Во второй половине 18-го года заседания Центрального комитета были столь редки, что на VIII съезде оппозиция обвинила ЦК в том, что с весны, со времени борьбы с левыми коммунистами, и до декабря Д8-го года он спал «непробудным сном» (5). В это время партийная политика определялась двумя людьми — Лениным и Свердловым ; путем единоличных переговоров друг с другом и отдельными лицами, которые стояли во главе какой-либо отрасли государственной работы. В новых условиях Ленин, как лидер большевиков, уже не имел физической возможности вести государственную и одновременно контролировать чисто партийную, повседневную, в значительной степени рутинную работу, которую он полностью доверил скромному, не обла-

ГЛАВА V
I ЛАВА V_
давшему громкой дореволюционной славой партийного вождя, Свердлову. На X съезде Крестинский в памятной речи о Свердлове говорил, что аполитическое руководство почти единолично осуществлял т.Ленин, а организационное — т. Свердлов» (6).
Однако в начале 1919 года, в условиях превращения партии в основу, стержень государственного аппарата, организационная, кадровая партийная работа стала приобретать совершенно исключительное значение. Именно она, как оказалось, явилась лучшим инструментом для отделки твердого алмаза партийно-государственной иерархии и превращения его в бриллиант неограниченной власти.
Сам Свердлов прекрасно понимал, какая сила, какие уникальные возможности оказались в его распоряжении, и ревниво оберегал свои тайны. Когда он умер, с ним умер и целый гигантский архив ЦК, который хранила его феноменальная память. После его смерти осталась записная книжка с зашифрованными записями, в которой абсолютно никто не мог разобраться. За время работы в ЦК Свердлов сумел поставить дело так, что все нити организационно-кадровой работы оказались у него в руках. Он держал контроль над местными парторганизациями путем личных бесед с их представителями. Его память позволяла запоминать ему все необходимые данные, которыми он руководствовался в партийной работе. «В деле учета партийных сил у т. Свердлова в голове хранились сведения о всех партийных работниках, где бы они ни находились. В любой момент он мог сказать, где каждый находится, он же и перемещал их» (7). Подчиненный ему партийный аппарат конструировался так, что подобранные Свердловым люди всегда были у него в руках. Он умел правильно конкретизировать всякую общую директиву, построить для нее аппарат, подобрать, расставить и пустить в дело нужных людей, чьи способности верно распознавал, оценивал и применял. Это было общее мнение об организаторских способностях Свердлова близко знавших его партийцев.
Если прибавить сюда еще такой же объем обязанностей, которые он выполнял в качестве председателя ВЦИК, занимаясь подбором советских кадров и организацией советского аппарата, то становится вполне ясным его реальное положение в партийно-государственном руководстве. Свердлов, конечно, не мог соперничать с Лениным, чей авторитет и лидерство были непоколебимы, когда тот находился в добром здравии, но при случае Яков Михайлович весьма рельефно проявлял свои недюжинные способности. В сентябре 1918 года, после покушения на Ленина, Свердлов уверенно взял кормило власти в свои руки. Под его председательством ВЦИК и Совнарком принимают решение о беспощадном терроре в ответ на убийство Урицкого и ра
168

шНЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ. шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
нение Ленина. Впоследствии у крестьян террор ассоциировался с ранением Ленина, и они в 1919 году радовались: «Как хорошо, что товарищ Ленин благополучно здравствует, теперь будет гораздо лучше» (8).
24 января 1919 года Оргбюро ЦК во главе со Свердловым приняло не менее известное циркулярное письмо об отношении к казакам, в котором, в частности, говорилось: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью» (9). За короткое время политическая физиономия Свердлова определилась достаточно ясно. Это был человек с железной волей, большим трудолюбием, способный, быстро схватывающий суть дела и весьма склонный к решительным и беспощадным действиям.
Будучи вынужденным сделать на VIII съезде РКП (б) доклад по оргработе, Ленин честно признался: «Я не в состоянии даже на сотую долю заменить его, потому что в этой работе мы были вынуждены всецело полагаться и имели полное основание полагаться на тов. Свердлова, который сплошь и рядом единолично выносил решения» (10). Такое положение вещей, такая необъятная власть, сосредоточившаяся в руках одного человека, и полная возможность единоличного произвола вызывала беспокойство и подземный гул в слое партийных функционеров. Перед VIII съездом партии «по отношению к нему у некоторых товарищей появилось известное недовольство» (11).
Среди этих «товарищей», недовольных Свердловым, был и сам Ленин. Опытный партийный функционер, он хорошо осознавал всю опасность существования в партии двух сильных центров. По свидетельству Н. Осинского, Ленин в январе 1919 года уже серьезно забеспокоился и поставил в ЦК вопрос о недопустимом развитии в аппарате ЦК личной политики — «цеттель виртшафт», хозяйства путем записок, системы единоличного ведения дел (12). Постановка такого вопроса напрямую обращалась против Свердлова, но противоречие не успело развиться вполне. В канун VIII съезда Свердлов по дороге из Харькова в Москву заболел и 16 марта 1919 года скончался. В то
ч время и позднее было произнесено немало пышных слов в его адрес, которые, думается, подтверждают безжалостную молву о том, что
у для политика важно выбрать момент, чтобы умереть.
|, Тогда все свои речи памяти покойного Ленин непременно увенчивал указанием на то, что теперь руководство советским и партийным ' аппаратом не будет сконцентрировано в руках одного человека, а будет
f осуществляться коллегиально: «Такого человека, который выработал в себе этот исключительный организаторский талант, нам не заменить
И ■ 169

ГЛАВА V_
170
никогда, если под заменой понимать возможность найти одно лицо, одного товарища, совмещающего в себе такие способности... Та работа, которую он делал один в области организации, выбора людей, назначения их на ответственные посты по всем разнообразным специальностям,— эта работа будет теперь под силу нам лишь в том случае, если на каждую из крупных отраслей, которыми единолично ведал тов. Свердлов, вы выдвинете целые группы, которые, идя по его стопам, сумели бы приблизиться к тому, что делал один человек» (13).
Итак, Ленин твердо решил раздробить ключевые посты в партийной и советской системе на коллегии, чтобы в дальнейшем не возникало возможности опасного соперничества. 16 марта, на экстренном вечернем заседании ЦК, было вынесено постановление о том, что Свердлова «везде придется заменить... коллективной работой» (14).
VIII съезд РКП (б), состоявшийся в конце марта — начале апреля 1919 года, произвел значительные преобразования в структуре ЦК для укрепления его в новой роли главного органа власти в стране. Учреждаются постоянно работающие коллегии из членов ЦК: Политбюро, призванное принимать решения по вопросам государственной политики, не терпящим отлагательства, и Оргбюро, «направляющее всю организационную работу партии». Ответственным секретарем ЦК пленум ЦК 25 марта утвердил Е. Д. Стасову.
Однако в течение года жизнь внесла в эту идеальную формулу растворения аппаратной власти в коллегиальной жидкости существенные коррективы. В 1919 году между кругом вопросов, решаемых на Политбюро и Оргбюро, еще не было значительной разницы. Оргбюро, заменившее Свердлова, наряду с организационно-кадровыми вопросами постоянно занималось другими, самого разного рода делами. Например, под его непосредственным контролем и руководством находилась работа такой организации, как ВЧК. Большинство вопросов, связанных с проведением красного террора и работы судебно-следствениых органов, проходило именно через Оргбюро. В промежуток между VIII и IX съездами РКП (б) состоялось 10 пленарных заседаний ЦК, 53 заседания Политбюро, 19 совместных заседаний Политбюро и Оргбюро и 132 заседания Оргбюро (15). Таким образом, Оргбюро было наиболее рабочим и оперативным органом Центрального комитета. В отчете к IX партийному съезду указывалось, что «поскольку пленум не мог часто собираться, постольку Оргбюро приходилось решать вопросы, которые при других обстоятельствах оно не брало бы на себя» (16).
Но гражданская война, формирование и функционирование новой государственной власти в центре и на местах ставили перед ЦК

_ 'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ. шВЕРХИ» И шНИЗЫш В ПАРТИИ
171
и его коллегиями столько вопросов, что даже их регулярные и частые заседания не могли в достаточной степени оперативно и надлежащим образом реагировать на нахлынувший поток больших и малых проблем. Жизнь требовала постоянного непосредственного вмешательства секретариата ЦК, личного вмешательства ответственного секретаря ЦК в текущие дела.
Надо сказать, что Стасова оказалась малоподходящим в этом смысле человеком. Она была преимущественно техническим работником и сама признавалась, что «считала себя недостаточно компетентной в политических вопросах» (17). В качестве ответственного секретаря был необходим властный и сильный человек, способный взять на себя огромную долю личной ответственности в решении вопросов. Таковым в составе Оргбюро в течение 1919 года выделился Н. Н. Крестин -ский. Официально ответственным секретарем ЦК он был избран пленумом ЦК только 29 ноября, но уже до этого давно фактически руководил секретариатом и играл ведущую роль в Оргбюро.
За 1919 год состав Оргбюро постоянно изменялся, его членами были Сталин, Раковский, Серебряков, Крестинский, Стасова, Белобородое, Муранов, Каменев, Дзержинский, Троцкий. Текучесть состава Оргбюро отражалась на качестве его работы: иногда выносились неодинаковые решения по одним и тем же вопросам и часто отменялись принятые ранее. Постоянные разъезды и назначения основной массы членов бюро приводили к тому, что регулярную работу вело лишь несколько человек и в первую очередь Крестинский, одновременно занимавший пост наркома финансов. В партийных кулуарах распад Оргбюро не был секретом, и все признавали, что к осени 19-го из всех задействованных там членов ЦК, обладающих организационными способностями, работает только Крестинский.
Касаясь личности Крестинского, нужно заметить, что это был уникальный в своем роде руководитель финансового .ведомства, наверное единственный в своем роде во всей мировой истории, который свою задачу как наркомфина видел в аннулировании денежной системы вообще. Среди плеяды большевистских руководителей Крестинский выделялся последовательной военно-коммунистической, государственно-централистской позицией. Как признавал нарком продовольствия Цюрупа, он являлся наиболее верным и надежным сторонником политики продовольственной диктатуры в ЦК и Совнаркоме (18). Будучи человеком властным и принципиальным, Крестинский даже не видел особой необходимости в сохранении советской ширмы для большевистской диктатуры и откровенно высказывался за упразднение Советов в уездах и некоторых губернских городах

ГЛАВА V_
172
Советской России (19). Благодаря тому, что в 1919—1920 годах позиция Крестинского как нельзя лучше соответствовала общему направлению государственной политики, его карьера переживала взлет.
Однако после опыта со Свердловым Ленин опасался всецело предоставлять аппарат ЦК сильной личности, поэтому он с охотой прислушался к советам Осинского. Осинский, несмотря на свою демонстративную оппозиционность Кремлю, частенько одолевал Ленина приватными (и, надо отдать должное, весьма дельными) письмами. В письме Ленину от 16 октября 1919 года он предложил в целях преодоления организационного разлада «учредить организационную диктатуру из трех членов ЦК, наиболее известных в качестве организаторов» (20). В качестве таковых Осинский рекомендовал Сталина, Серебрякова и Крестинского (с заменой одного Дзержинским) и почти что угадал. После IX партсъезда пленум ЦК учредил секретариат из коллегии трех членов ЦК: Крестинского, Преображенского и Серебрякова, они же составили и костяк нового Оргбюро. Несмотря на формальное равенство трех секретарей, лидером по-прежнему оставался Крестинский. Он был единственным из секретарской троицы, который одновременно входил в Оргбюро и Политбюро ЦК. Между прочим, именно Крестинского впервые начали называть генеральным секретарем (21), хотя формально этот пост еще и не был учрежден.
Помимо секретарей, членами Оргбюро являлись Рыков и Сталин, но это были наименее активные участники «оргий», как в то время иронически прозвали заседания Оргбюро. Сталин регулярно находился в отлучке, по заданию Ленина подставляя «дружеское» плечо Троцкому в армии, Рыков же, обремененный заботами по спасению гибнущей промышленности, по большей части присутствовал на бюро, если требовалось решить вопрос, связанный с интересами его ведомства. Посему Организационное бюро превратилось в секретарскую вотчину, которые вершили там дела и вместе и порознь. Нередко заседания вел один секретарь, чаще Крестинский, который и принимал «коллегиальные» решения.
Но никакое бюро физически не было в состоянии разрешить все вопросы, выдвигаемые жизнедеятельностью сверхцентрализованной партийно-государственной системы в условиях постоянно расширяющейся территории Советской России, несмотря на то, что иной раз число вопросов, вносимых в повестку заседания, переваливало за сотню. Сплошь и рядом секретарям приходилось выносить самостоятельные решения по важнейшим делам. Секретариат ЦК и его отделы проводили огромную работу по ревизии, инструктированию

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
местных парторганизаций, разрешению конфликтов, занимались массовыми перебросками десятков тысяч коммунистов из губернии в губернию, из тыла на фронт, с фронта в тыл и т. д. Судьба и карьера каждого ответственного партийного ли, советского ли, военного или хозяйственного работника напрямую зависела от Оргбюро и секретариата ЦК. Работа их была безапелляционной, т. е. решения являлись истиной в последней инстанции. Такие полномочия были предоставлены секретариату для того, чтобы, по выражению Осинского, «прекратить всякие перекрестные влияния, закулисные ходы всего того человеческого балласта, который обременяет ответственные посты»'(22). В архивах секретариата и Оргбюро нередко встречаются смиренные письма самых отъявленных партийных бузотеров, в которых те преклоняли голову перед всемогущим учреждением и просили сделать какое-либо распоряжение относительно их персоны.
Важнейшие политические вопросы, внешняя политика, экономическая стратегия не входили в компетенцию Оргбюро, но оно распоряжалось «ногами» ответственных работников, чьи стопы одним мановением направляло с места на место, вверх и вниз по служебной лестнице. И при случае власть над «ногами», подбор и расстановка своих кадров, запросто могла распространиться и на «руки» партийных функционеров, делегатов очередного партийного форума. Подобная ситуация позднее получила выражение в крылатом изречении генсека Сталина: «Кадры решают все».
Короче говоря, несмотря на усилия Ленина не допустить опасного раздела партийной власти, логика кадровой работы привела к появлению наряду с Политбюро, руководимого Лениным, второго могущественного центра власти — Оргбюро во главе с секретариа-Ь том ЦК. Сформировалось коренное, неустранимое противоречие между государственным функционализмом и системой кадровой власти, которое отныне и до конца являлось источником дуализма в политической структуре, созданной коммунистической партией. На про-* тяжении всего советского периода это внутреннее противоречие неод-I нократно обострялось, и его первое серьезное осложнение связано | с окончанием гражданской войны и переходом к мирному строи-i" тельству. В 1920 году сложилась потенциальная угроза противосто-tj-яния Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б), которое в случае серьезных разногласий в руководстве партии могло превратиться в реальность.
f
Ё; V Это и произошло во время так называемой «дискуссии о профес-I. сиональных союзах», развернувшейся в партии в конце 1920— на-р-;;чале 1921 года. Несмотря на весь размах и гласность, с которой
|1 173
ч

ГЛАВА V _
174
проходила эта дискуссия, она до сих пор остается наиболее загадочным и неприятным явлением в истории первых лет Советской власти. Этот крепкий орешек иногда пытались расколоть, используя инструментарий, оставленный одной из спорящих сторон, но думается, что к дискуссии о профсоюзах более всего подходящ известный афоризм о том, что язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли.
В самом деле, непостижимо, чтобы довольно частный вопрос о роли и задачах профсоюзов буквально расколол руководство и потряс всю партию до основания. Вопросы такого рода регулярно, более* или менее успешно, но все же решались в рабочем порядке на пленумах ЦК, в крайнем случае на съездах партии. Нередко допускались ошибки, которые, однако, быстро исправлялись таким же порядком, без выноса на широкое всепартийное обсуждение.
Ленин говорил, что дискуссия была навязана Троцким, и неоднократно подчеркивал, что, «допустив такую дискуссию, мы, несомненно, сделали ошибку» (23). Сам Троцкий впоследствии писал, что «дискуссия была совершенно не на тему» (24), она «выросла из хозяйственной безысходности на основании продразверстки и главкократии» (25). Как у того, так и у другого были все основания недоговаривать.
В ходе дискуссии многие ее участники высказывали соображения о том, что бурное обсуждение профсоюзного вопроса стало одной из форм проявления глубинного общественного кризиса на рубеже войны и мира. На X съезде Зиновьев заявил: «Если есть кризис, то этот кризис общий, а не особый кризис профессиональных союзов. Теперь, как ни трудно сознаться в этом, мы переживаем некий кризис революции» (26). Несомненно это так, наряду с крестьянскими восстаниями, волнениями рабочих в Москве и Петрограде, ростом недовольства в Красной армии, Кронштадтским мятежом, дискуссия о профсоюзах стала специфическим проявлением объективного всеобщего кризиса в рядах господствующей партии. Как писал Ленин в январе 1921 года: «Партия больна, партию треплет лихорадка» (27).
Однако остается непонятной сама механика, подоплека спора, ввергнувшего партию в тяжелый кризис. Нельзя же серьезно предполагать, что собственно те лозунги и словечки, выдвинутые Троцким, а также другими участниками дискуссии о «закручивании гаек», о «школе коммунизма», о «производственной демократии» и т. д. и т. п. и смогли явиться самостоятельной, настоящей причиной раскола, споров до хрипоты и посинения, физического преследования соперников. Как это было, например, в Екатеринбурге, где сторонники Ленина вынуждены были действовать чуть ли не в подполье и почти нелегально издавать свою литературу.

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
175
Вопрос о роли и задачах профессиональных союзов в новом общественном укладе возник задолго до самой дискуссии, точнее, он находился в перманентном дискуссионном состоянии, поскольку существовала необходимость управления социально-экономической жизнью страны и существовали профсоюзы и хозяйственные ведомства, руководство которых занималось взаимным перетягиванием каната под наблюдением и окриками ЦК партии. Профсоюзный вопрос обсуждался накануне и во время IX съезда РКП (б), который Принял специальную резолюцию о профессиональных союзах и их организации. После этого в очередной раз он обострился осенью 1920 года, когда ввиду близкого окончания войны ВЦСПС усилил свои претензии на пересмотр роли профессиональных работников в управлении промышленностью и транспортом.
Начиная с 1918 года, по мере укрепления военно-коммунистического централизма, положение складывалось не в пользу профессиональных союзов. Сфера их компетенции и влияния на производстве неуклонно сужалась. Профсоюзный демократизм, коллегиальность, выборность вытеснялись назначенством, единоначалием, принудительными методами. Особенно чувствительно эта тенденция проявилась на самом ответственном и уязвимом участке хозяйства — на транспорте, где еще с 1919 года шло интенсивное уничтожение всяческих профсоюзных вольностей. В феврале 19-го был образован т. н. Главполитпуть (Главный политический отдел Народного комиссариата путей сообщения) в качестве временного политического органа, работающего под непосредственным контролем ЦК РКП (б). В январе 1920 года он был реорганизован в Главное политуправление НКПС. Целью создания Главполитпути было проведение чрезвычайных мер, направленных на предотвращение полного развала транспорта. Управление и его отделы имели широкие полномочия, устанавливая военную дисциплину на железных дорогах. Подобный Глав-политвод был образован в апреле 1920 года и для водного транспорта. • Особенность ситуации заключалась в том, что в 1920 году состав центральных профсоюзов железнодорожников и водников практически полностью совпадал с составом руководства Главполитпути и Главполитвода. Такая же личная уния постепенно происходила и в низших звеньях политуправлений и профсоюзов. Это означало, „что руководители транспортных союзов уже фактически не выбирались рабочими и служащими, а непосредственно назначались Оргбюро ЦК по представлению наркома путей сообщения.
В сентябре 1920 года, после слияния Всероссийского союза работников железнодорожного транспорта и Всероссийского союза работ

ГЛАВА V__
176
ников водного транспорта, образовался единый Союз транспортных рабочих. Во главе самого крупного в Советской России профсоюза, объединившего 1.250.000 железнодорожников и 250.000 водников, стоял Центральный комитет союза транспортных рабочих (Цектран), состоявший по назначению из функционеров Главполитпути и Главпо-литвода. Произошло «сращивание» профсоюзной и государственной структур, и внутри этого грандиозного аппарата царили порядки и люди транспортного диктатора, наркома путей сообщения Троцкого. Здесь не было и речи о демократических профсоюзных началах, господствовало назначенство, милитаризация и суровые наказания.
Троцкий планировал через несколько месяцев после окончательного «сращивания» аппаратов упразднить главные политические управления и вручить всю власть Цектрану. На первый взгляд в этой схеме было непонятно: что же все-таки ликвидируется — главные политические управления или Цектран? Судя по названию, это был план передачи полномочий профсоюзу, но по сути — профсоюз превращался в обычный государственный орган, и аппаратчики Главполитпути и Главполитвода приказом Троцкого переселились бы в цектрановские кабинеты. Свой план Троцкий называл «сращиванием» и почему-то передачей управления профессиональным союзам.
В Цектране Всероссийский центральный совет профессиональных союзов не пускали дальше порога, и ВЦСПС предпринимал активные попытки восстановить свое влияние в промышленности и на транспорте под предлогом критики «бюрократических методов и приказов сверху», а также необходимости изменения организации и управления производством путем внесения туда более демократических профсоюзных методов работы. Я. Э. Рудзутак от имени Президиума ВЦСПС говорил: «Предположение, что мы можем совершить наше строительство, опираясь на применение принудительных мер, является чистейшим вздором, чиновничьим вымыслом людей, которые не понимают, что творится вокруг них» (28).
Итоги сентябрьской IX конференции РКП(б), прошедшей под флагом борьбы с бюрократизмом и развития демократических принципов в партии, подействовали на профессионалистов как призыв к наступлению на хозяйственную бюрократию ВСНХ и НКПС. Сразу же после IX конференции на пленуме ЦК РКП (б) был поставлен вопрос о применении решений конференции к работе профсоюзов. ЦК партии постановил, ввиду заметного улучшения работы транспорта, начать работу по растворению Главполитпути и Главполитвода в профсоюзном аппарате и затем объединенный союз железно

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
177
дорожников и водников должен войти в общую систему профсоюзной организации, возглавляемую ВЦСПС (29). Если в своей первой части постановление ЦК соответствовало политике Троцкого, то во второй шло абсолютно вразрез с его интересами и подрывало его неограниченную власть на транспорте. В воздухе запахло грозой, стало понятно, что не миновать крупного столкновения Троцкого с руководством ВЦСПС, в котором могущественный вождь Красной армии постарается стереть противников в порошок.
Силы пришли в соприкосновение 3 ноября 1920 года, на V Всероссийской конференции профсоюзов, когда Троцкий в выступлении на заседании коммунистической фракции конференции предложил взять Цектран, руководимый главными политическими управлениями, в качестве образца для работы профсоюзов. В военной среде Троцкий набрался военного духа и приобрел привычку говорить откровенно и прямо то, что другие прикрывали тактичными оборотами. Он выдвинул лозунги «завинчивания гаек военного коммунизма», «сращивания» профсоюзов с государственными органами и, главное, «перетряхивания» руководства профсоюзов. «Перетряхивание» решило все. Это уже была не просто идея, предмет для теоретического спора, а конкретная заявка на устранение руководства профсоюзов. Тотчас после этого, по словам Ленина, в Политбюро явился «неслыханно возбужденный т. Томский и, при полной поддержке уравновешен-нейшего т. Рудзутака, стал рассказывать о том, как т. Троцкий говорил на этой конференции о «перетряхивании» профсоюзов» (30).
Троцкий выступил против директивы ЦК, кроме того, Ленин не мог потерпеть чьих-либо претензий на перестановки в высшем партийно-государственном эшелоне, который он сам всегда тщательно подбирал и держал под своим личным контролем. Поэтому на пленуме ЦК 8 ноября, при достаточно сдержанной позиции большинства чекистов, Ленин усиленно поддерживает председателя Президиума ВЦСПС Томского против Троцкого. «При этом в споре, некоторые преувеличенные и потому ошибочные, «выпады» допускает Ленин» (31). На защиту Троцкого становятся Рыков, функционер Цектрана Андреев и, что очень важно отметить, секретарь ЦК Крестинский. Остальные двое секретарей ЦК — Преображенский и Серебряков — вместе с большинством членов ЦК пока еще с недоумением смотрят на разворачивающийся конфликт и стараются смягчить позиции спорщиков.
В этой стадии конфликт еще не приобрел ясно выраженного личностного характера. Тезисы Троцкого отклонены, ему предлагают «усилить и развить нормальные методы пролетарской демократии» внутри Цектрана и ввести его в состав ВЦСПС на одинаковых правах

ГЛАВА V
с другими профсоюзами (32). Троцкому также предлагают принять участие в работе комиссии вместе с Зиновьевым, который .еще занимал нейтральную позицию, и Томским для выработки принципов политики в отношении профсоюзов. Троцкий без видимых причин отказывается войти в комиссию, требуя «не келейного» решения вопроса. С этого момента разногласия начинают стремительно приобретать принципиально личностный характер.
Невхождение Троцкого в комиссию стало демонстративным жестом неповиновения и выпадом лично в адрес Ленина. Троцкий очевидно «сорвался». В течение всего 1920 года он чувствовал на себе жесткий прессинг Ленина, который эксплуатировал его, не давая вырваться со вторых ролей на первый план. Поднимать транспорт — это Троцкий, «щупать» под ребра белую Польшу, чтобы в ней «получилась» Советская власть, громить Врангеля — тоже Троцкий, но в то же время одна за другой, при активном участии Ленина, отвергаются его инициативы по коренным вопросам политики партии. Как, например, мартовское предложение о замене продразверстки продналогом. Ему также пришлось в основном держать отчет за коллективную авантюру ЦК с «маршем на Варшаву». Война подходила к концу, и Троцкий не мог не задумываться над тем, какую роль он, вождь победоносной Красной армии, станет играть в послевоенном устройстве. Армия отходила на второй план, но сам Троцкий не хотел сдавать завоеванные ею для него популярность и значение в руководстве страны. В период мирной передышки в начале 1920 года он усиленно проводил идею по созданию трудовых армий на базе боевых соединений, с помощью которых надеялся занять прочные позиции в экономике. Тогда военная цензура по всей Ресефесере составляла обширные коллекции выдержек из писем с ругательствами по адресу власти и жалобами на голод и холод, но в переписке из Екатеринбурга, расположения частей 1-й Трудармии, доминировали хвалебные отзывы красноармейцев о самом Троцком и удовлетворение своим житьем: «Живем очень хорошо, хлеба — 2 фунта, сахару — 5 кусков, мяса— 3Л фунта в день... мыла... табаку... жалованье 800 руб. в месяц. Выдали обмундирование: рубашку, брюки, шинель, ботинки, шапку». Чего еще солдату нужно? Поэтому: «Пусть буржуазия всего мира видит, как рабочий и крестьянин, не выпуская из рук винтовки, строит себе мирную, счастливую жизнь» (33).
Но московские наркоматы увидели в идее трудовых армий покушение на свою монополию в отраслях хозяйства и объявили ее подрывом принципа централизации. План Троцкого был холодно встречен в Совнаркоме и не был осуществлен в той мере, как рассчитывал
178

__'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
179
ее автор. И вот осенью 1920 года новый удар по позициям Троцкого — в Наркомате путей сообщения.
Если бы в то время у, так сказать, среднестатистического мужика, рабочего, красноармейца спросили: кто управляет страной? То он не вспомнил бы ни Советы, ни ЦК большевиков, он ответил бы: Ленин и Троцкий. Имя Троцкого, как и Ленина, тогда у всех было на слуху, и как бесспорный герой гражданской войны он, очевидно, не отказался бы и от «триумфальной арки» по древнеримскому образцу. Неизвестно, насколько далеко простиралось его честолюбие, но, во всяком случае, он хорошо помнил, что долгое время до революции он пытался на равных разговаривать с Лениным в социал-демократическом движении. Несомненно, что Троцкий был на голову выше всего остального состава ЦК и только он при случае мог отважиться публично заявить Ленину по какому-то поводу, что тот «хулиган» (34).
Под свое выступление против ВЦСПС и Ленина Троцкий поспешил подвести теоретический фундамент. 9, 10 и 11 ноября на любезно предоставленных союзником Рыковым страницах газеты «Экономическая жизнь» Троцкий опубликовал статью «Путь к единому хозяйственному плану (К VIII съезду Советов)», в которой атаковал постановление V профсоюзной конференции, осудившее бюрократические, приказные методы управления производством и отрыв руководства от профсоюзов. Троцкий признал пороки советской глав-кократии, ее бюрократизм, безжизненную формалистику, невнимание к существу дела, волокиту и пр. Вместе с тем он призвал прежде всего не забывать, что из неуклюжих комиссариатов и главков «мы создали и создаем не нечто случайное и вредное, а нечто необходимое, именно административно-хозяйственную советскую бюрократию, без которой не может существовать государство, доколе оно остается государством» (35).
Защита Троцким принципа назначенства, административно-командных методов — всему этому очень сочувствовали в секретариате ЦК РКП(б). Сближение Троцкого с Крестинским в начале дискуссии о профсоюзах не было случайным. Троцкий весь 1920 год очень тесно сотрудничал с Оргбюро и секретариатом ЦК по самым разнообразным вопросам. Ему импонировал стиль работы Оргбюро, оперативное принятие важнейших решений, предназначенных к быстрому и беспрекословному исполнению. Это было очень близко по духу председателю РВСР, кроме того, имело значение еще одно важное обстоятельство. В Оргбюро не было Ленина, который строго держал всех вождей революции в «коротких штанишках», и, что бы ни писал впоследствии Троцкий о своем почтении к Ленину после Октября,

ГЛАВА V_
180
их отношения были вовсе не безоблачными. Он- заметно тяготился под властью и неусыпным контролем Ленина.
Кампания, поднятая против Троцкого и Цектрана, больно задела Крестинского и весь секретариат ЦК. Назначенство было методом работы Оргбюро, для чего оно, собственно, и создавалось. Главные политические управления на транспорте были его любимым детищем. В январе—феврале 1920 года Оргбюро и учетно-распредели-тельный аппарат ЦК провели колоссальную работу, перебросили на транспорт тысячи и тысячи коммунистов. Главполитвод и Главпо-литпуть в своей работе были подотчетны непосредственно ЦК РКП (б). Про Крестинского говорили, что он боится «пришествия Хама» в партийно-государственный аппарат через митинговые, популистские и местнические каналы, поэтому он принципиально стоял за перевод всей партийной кадровой политики с принципа выборности на принцип назначенства. Принятая IX партконференцией по вопросу о «верхах и низах» резолюция по партийному строительству, где было предложено ЦК «при распределении работников вообще заменить назначения рекомендациями» (36), и последовавшая затем травля политуправлений болезненно отозвались в секретариате ЦК.
Ленин, вместо запланированного на ноябрь—декабрь отпуска, получил мороку с Троцким. Наметившийся союз Троцкого с могущественным Оргбюро и секретариатом ЦК сильно обеспокоил Ленина, не допускавшего каких-либо коалиций за своей спиной. Поэтому, как и встарь, в эмигрантские времена, он начинает комбинировать и проводить фракционную интригу через проверенного в таких делах Зиновьева.
Новый импульс развитию конфликта дало Всероссийское совещание Цектрана в начале декабря, на котором меньшинство, представители водного транспорта, обвинили Цектран в том, что он не проводит в жизнь постановлений IX конференции РКП(б) и пленума ЦК о переходе от специфических методов работы на транспорте к методам, сближающим его с другими профсоюзами. Кроме этого, водники потребовали смены руководства Цектрана во главе с Троцким. Известная зиновьевская комиссия ЦК усилила раскол среди транспортников, поддержав на пленуме ЦК 7 декабря требования водников. В этот же день произошло решительное размежевание членов Центрального комитета, которое, в сущности, уже неотвратимо предопределило дальнейшее развитие событий.
На пленуме 7 декабря большинство цекистов, не одобрявшее немедленную расправу с Троцким, проголосовали за «буферную» резолюцию Бухарина, которая постановляла немедленно упразднить

___«НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
181
Глав полита од и Главполитпуть, но отвергала требование немедленного пересмотра руководства Цектрана. Ленин это решение воспринял однозначно, что «декабрьский пленум был против нас за Троцкого» (37). Но Рыков, у которого, надо сказать, было изумительно развито чутье и инстинкт самосохранения, понимая, что дело идет уже не о профсоюзах, а кое о чем посерьезнее, забывает свои разногласия с ВЦСПС и переходит на сторону Ленина. Перебежка Рыкова явилась верным симптомом приближения грозы. Ленин потерпел поражение в своем ЦК, и его реакция обещала быть весьма жесткой.
В ходе профдискуссии Ленин вновь подтвердил себя гениальным тактиком фракционной борьбы. Понимая, что никакая популярность Троцкого не спасет его лозунги в духе «закручивания гаек» от поражения в широкой партийной аудитории, среди рядовых коммунистов, Ленин решает обострить ситуацию и через Зиновьева делает Троцкому предложение опубликовать свои тезисы, поскольку будто бы «дискуссия прет со всех сторон и дальше ее удерживать нет возможности» (38). По инициативе группы Ленина решением ЦК созыв X съезда был отсрочен. Вынося дискуссию на предварительное партийное обсуждение, Ленин отводил угрозу со стороны парт-бюрократии, которая могла бы поддержать его противников на съезде, отчасти из-за боязни перед Оргбюро, отчасти из-за симпатий к авторитарным методам управления, исповедуемым Троцким и секретариатом ЦК в противовес профсоюзной коллегиальной дряблости. Широкая профдискуссия должна была отсечь и нейтрализовать часть ненадежного партийно-государственного чиновничества.
Честолюбивый Троцкий, «трехнедельный удалец» в профдвижении, как его язвительно окрестил Д. Б. Рязанов, попался на эту удочку и опубликовал брошюру «Роль и задачи профессиональных союзов». 24 декабря пленум ЦК разрешил свободу дискуссии, и 30 декабря на фракции РКП (б) VIII Съезда советов перед тысячами ответственных партийных и советских работников всей России начинается этап всепартийной дискуссии, этап, когда, по выражению одного из участников, дискуссия приняла «разнузданные формы» (39).
Выступления Ленина и Зиновьева 30 декабря приоткрывают завесу над действительной подоплекой конфликта в партийной верхушке. Рязанов на X съезде заметил, что 30 декабря Зиновьев «поднял знамя восстания против Оргбюро», провозгласив: «Мы не позволим какому-нибудь Оргбюро распоряжаться партией» (40). Судя по стенограмме заседания фракции, Зиновьев выразился несколько иначе, он сказал: «Мы не допустим, чтобы над профессиональным движением, которое объединяет 7 миллионов рабочих, чтобы над ними производилась

ГЛАВА V__
182
кухонная стряпня из почтенного учреждения, которое именуется Оргбюро ЦК» (41). Тем не менее Рязанов точно уловил потаенный смысл и направленность зиновьевского выпада. Группа Ленина наносила прицельный удар в первую очередь по могущественному и ставшему опасным Организационному бюро и секретариату ЦК, которые блокировались с Троцким. «Троцкий и Крестинский будут подбирать "руководящий персонал" профсоюзов!» — давал сигнал сам Ленин. «Вот вам настоящий бюрократизм!» (42).
В оболочке дискуссии о профсоюзах вызрело то, чего Ленин постоянно опасался,— возникло противостояние Политбюро и Оргбюро ЦК. Вокруг последнего стали консолидироваться недовольные члены руководства. Большинство членов ЦК «взбунтовалось» против самого Ленина. Безусловно, мотивы у каждого из них были разные, это обусловило их большинство на первом этапе дискуссии, но вместе с тем и непрочность этой группы, что продемонстрировал переход струсившего Каменева в лагерь ленинцев в январе 1921 года.
Наряду с расколом в ЦК отчуждение «верхов» и «низов» в партии, отрыв высшей элиты от тех и других, породили в партии массу противоречий. Рядовые коммунисты, низший и даже средний состав партийных функционеров страдали в условиях быстро таявших возможностей влиять на содержание партийно-государственной политики, которая в 1920 году все более отдалялась от реальных потребностей общества. Закономерно, что профсоюзная дискуссия выплеснула на поверхность множество других группировок со своими идеями и лозунгами.
Дух соперничества, обуявший вождей в конце 1920 года, возможно, был бы не столь вреден для государственных устоев, если бы между ними и партийной массой сохранялась надежная, рутинная прослойка из твердокаменных функционеров средней руки. Однако и средний уровень партруководства, даже еще раньше, оказался пораженным червоточиной сомнений, взрыхлен исканиями честолюбий, расшатан бесконечными притираниями партийных и советских аппаратов и заматерел, участвуя в междоусобицах. Повелось это еще с тех пор, когда в 1918 году московский центр приступил к «собиранию Руси» под эмблемой красной звезды и созданию необходимого для этого централизованного бюрократического аппарата.
1919 год Советская власть встретила уже в довольно упорядоченном состоянии, и одновременно в столичной прессе появились публикации, противоречиво и порой противоположно оценивающие результаты работы партии по восстановлению государственного цент

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
183
рализма. Если Бухарин в своей статье в центральном органе партии с удовлетворением отмечал изживание анархии в государственном строительстве и создание единой централизованной системы власти, то на „страницах той же «Правды» он, как ее редактор, открывал подшивку 1919 года публикацией статьи И. Бардина (Мгеладзе) «Понять и сказать», в которой предлагалось «смотреть правде прямо в глаза». А правда, по мнению автора, заключалась в том, что «Советская власть внутренне больна, на ее теле появились язвы, вскочили отравленные ядом пузыри» (43). «Болезнь власти» — таков был диагноз, поставленный в статье состоянию коммунистической партии на начало 15-го месяца ее пребывания у власти. Превратившись в чиновников, рассеявшись по комиссариатам и центрам, «коммунисты начинают отрываться от массы»,— предупреждал автор.
Через две недели газета возобновила обсуждение этой темы. В статье «Новые задачи строительства Республики» Н. Осинский констатировал «кризис советского аппарата» (44), который коренится в его бюрократизации. Установление весной и летом 1918 года единоличных, авторитарных иерархических форм управления было необходимо, соглашался автор, но теперь следует обратить внимание на их негативные последствия. В борьбе с ними расстрелы следует заменить гласностью, подчинить ЧК судебной власти и допустить свободу печати, ограничив ее лишь рамками, исключающими призыв к прямому свержению Советской власти.
Подобные рассуждения уже изрядно поизносились в критическом арсенале большевистских оппонентов из социалистического лагеря. Осуждение методов террора, требование свободы печати — все это было не ново. Ново было то, что эти мысли появились на страницах центрального органа партии большевиков и принадлежали ее видным работникам. Январские публикации в «Правде» стали зримым проявлением происходившего в эти дни процесса образования внутрипартийной, оппозиционной руководству ЦК РКП (б) группы, получившей название группировки «демократического централизма». Мы зовем не к буржуазной демократии, а к развернутой форме рабоче-крестьянской демократии — провозглашали ее лидеры (45).
В те дни еженедельное приложение к «Правде» в статье под знаменательным названием «"Верхи" и "низы"» сообщало своим читателям, что за последнее время в районах сильно дебатировался вопрос об отношении «центров» к районам, о «верхах» и «низах». Какой бы вопрос ни стоял в порядке дня, эта проблема поднималась обязательно. Центры оторвались от мест, «верхи» стали генералами — шумели на районных конференциях (46).

ГЛАВА V
18 января в Москве была созвана общегородская конференция РКП(б). В фокусе ее внимания стали вопросы о взаимоотношении центров и районов, партийных комитетов с комфракциями в Советах. Представители децистов Е. Игнатов, Н. Лисицын выступили с резолюцией, предполагавшей необходимость коренного пересмотра положений Конституции 1918 года и в частности — ликвидацию фактически независимого Совнаркома с передачей его функций Президиуму ВЦИК, подотчетному съезду Советов. Докладчики децистов выразили недовольство тем положением, что центральная власть принимает решения без учета мнений местных органов. Нейтральную официальную резолюцию Московского комитета спасло от провала энергичное выступление предсовнаркома Ленина, который назвал проект децистов отдающим «тиной местничества» и, напротив, подчеркнул, что, по его мнению, разруху можно уничтожить «только централизацией, при отказе от чисто местнических интересов» (47).
Но уже 2 марта 1919 года Московская губернская партконференция, пользуясь тем, что внимание руководства ЦК было полностью поглощено открывшимся I конгрессом Коммунистического Интернационала, заняла особую позицию в вопросе партийно-государственного строительства, поддержав проект резолюции децистов с критикой политики ЦК и требованием пересмотра Советской конституции, и избрала для проведения своей точки зрения представителей группировки «демократического централизма» в число делегатов на открывшейся 18 марта VIII съезд РКП (б).
На съезде течение децистов впервые получило возможность в самой подходящей аудитории заявить о себе и выразить недовольство политикой партийно-советской верхушки, скопившееся на среднем уровне руководящего аппарата.
Выступление их основного докладчика Осинского оказалось более скромным по сравнению с его правдинскими публикациями. Опуская вопросы о терроре и свободе слова, он сконцентрировал внимание на болезненном для местных властей развитии безответственности уполномоченных центральных ведомств. Военная обстановка заставляла сосредоточивать в руках небольших коллегий и отдельных лиц исполнительные и законодательные функции. «Это должно было привести к укреплению того бюрократизма, который с другого конца начинает сейчас к нам протекать в лице старых чиновников» (48),—
говорил Осинский.
В тезисах, предложенных им съезду от Московской губернской и Уральской делегаций, звучала одна основная идея: путем слияния Президиума ВЦИК и СНК поставить Совнарком, центральную
184

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
власть, под контроль ВЦИКа и съезда Советов, в которых, как известно, основную роль играли советские «губернаторы» и «городничие», т. е. местная власть. Этим-де будет решен вопрос о непонятном параллелизме центральных советских органов и ликвидирован бюрократизм кремлевских чиновников. Для себя, как для местных чиновников и бюрократов, децисты, напротив, выговаривали предоставление исполнительным комитетам «широкого права местного самоуправления» (49).
Второе русло критической кампании децистов, как демократов, облаченных в тоги из зеленого сукна губернско-уездного покроя, было направлено против «спецов». Вполне понятно опасаясь соперничества на предмет деловых качеств и знаний, ораторы из лагеря демократических централистов всячески подчеркивали ту опасность заражения бациллами бюрократизма, которую несет с собой практика привлечения в советский аппарат чиновников и специалистов старого режима. У партийных функционеров вызывало большую тревогу то обстоятельство, что «спецы» имеют возможность «крутить» комиссарами, а также то, что сплошь и рядом назначение и смещение партработников совершалось под влиянием именно «спецов». На этом направлении децисты нашли общий язык со сложившейся к VIII съезду т. н. «военной оппозицией», которая выступила против широкого использования старых военных специалистов на командных должностях. Дело даже вылилось в недопустимый инцидент, когда на заседании военной секции съезда докладчик по вопросам военного строительства троцкист Сокольников съездил по физиономии Осинского (якобы за подтасовки при подсчете голосов и оскорбительные выпады).
Судьба оппозиционеров на VIII съезде РКП (б) была одинакова. Победила тенденция к развитию государственного централизма и строительству регулярного аппарата государственной власти. «Партия находится в таком положении, когда строжайший централизм и самая суровая дисциплина являются абсолютной необходимостью»,— подтверждалось в решениях съезда (50). Впоследствии И. Юренев, видный децист, писал: «На 8-м съезде партия, как мы ее привыкли знать — капитулировала перед государством...» Переход партии к государственному строительству и «есть начало ее болезни: государство, даже самое «советизированное», имеет свою логику и соприкосновение с ним, а тем более строительство его не может пройти для партии бесследно» (51).
Децисты, или сапроновцы, как их еще стали называть по имени наиболее непримиримого лидера, председателя Московского губернского исполкома Т. В. Сапронова, не представляли собой организации

ГЛАВА V__
186
ционно оформленной, постоянно действующей группировки. Наиболее активный период их деятельности приходится на 1919 год — время наступления центральной власти на провинциальную анархию и существенного урезания самовластия местных начальников, доставшихся Советской республике в наследство от 1918 года, как периода государственного полураспада России.
Выражая интересы огромной массы средних партийных и советских функционеров, недовольных существенным ограничением своей власти на местах со стороны центральных ведомств, децисты были весьма сдержанны в выборе своих средств. Отнюдь не в интересах провинциальной номенклатуры было раскачивание социально-политической ситуации в стране в целях борьбы с самодержавием Кремля. Поэтому, избегая искушения вынести свои разногласия с центром на суд широкой рабоче-крестьянской массы, главной ареной своей деятельности децисты избрали камерные аудитории из функционеров и активистов губернского и городского уровня, подготавливая главные выступления к съездам и конференциям всероссийского масштаба.
Ленин всегда отдавал должное способностям представителей оппозиционного течения, наличие которых, собственно, и заставляло их шумно протестовать против связывания им рук центральными ведомствами. Лидеров децистов Сапронова и Осинского Ленин называл «высокоценными» работниками, которые тем не менее «перед каждым партсъездом ("кажинный раз на эфтом самом месте") впадают в какой-то лихорадочный пароксизм, стараются крикнуть обязательно громче всех (фракция "громче всех крикунов") и торжественно садятся в калошу» (52).
В полемическом задоре Ленин отчасти пошел против истины. Не всегда Сапронов и К° садились в калошу. Потерпев поражение в начале 1919 года, децисты в конце 19 и начале 20-го года, опираясь на усилившееся недовольство политикой центра, повели наступление и выиграли кампанию против ЦК.
На VIII партконференции, состоявшейся в декабре 1919 года, Сапронов выступил от имени Московской губернской партконференции с платформой демократического централизма против официальной платформы ЦК. Он утверждал, что отношения с периферией — самый важный и злободневный вопрос. «Нет двойной зависимости, есть сплошной диктат центра» (53). В прениях по докладам отмечалась атрофия Советов и их органов, начиная с деревенских и кончая Президиумом ВЦИК. Делегаты с мест в подавляющем большинстве выступали против сложившейся государственной структуры управ

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, 'ВЕРХИ» И 'НИЗЫ» В ПАРТИИ
187
ления. Одобренная большинством конференции платформа Сапронова предусматривала частичное возвращение советским органам реальной власти на местах, ограничение произвола центральных ведомств.
Точка зрения децистов несколько дней спустя одержала победу и на VII Всероссийском съезде Советов, где развернулась основная борьба против «бюрократического централизма» за «демократический централизм». В ходе прений по проектам постановления, когда совершенно ясно определилась позиция большинства съезда, проект, одобренный ЦК партии, был снят представлявшим его замнаркома внутренних дел Владимирским еще до голосования.
Однако, несмотря на формальную победу, одержанную оппозицией, трудно было рассчитывать, что в сложившейся системе власти, при фактической диктатуре Центрального комитета партии, решения какого-то съезда Советов будут реально проводиться в жизнь. Это отметил Сапронов уже в конце марта, в выступлении на ЕХ съезде РКП (б): «...Постановлениями VII съезда Советов играли и совершенно с ними не считались». «По-прежнему отдельные наркомы, на что они не имеют никакого права, продолжали угрожать,— иногда и приводить в исполнение,— арестами целых губернских исполкомов» (54). Сам Совнарком игнорировал постановление ВЦИК о том, что вся хозяйственная работа ведется при участии местных совнархозов, а местные совнархозы должны подчиняться местным исполкомам. В полемическом запале Сапронов вызвал немалое изумление делегатов съезда. «Сколько бы ни говорили об избирательном праве, о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии,— бросил он в зашумевший зал,— на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества» (55).
С точки зрения децистов IX съезд стал несомненным шагом назад даже по сравнению с прошлым VIII съездом. Узаконив и расширив практику назначения политотделов вместо выборных партийных комитетов в армии и ударных отраслях народного хозяйства, ЕХ съезд по их выражению дошел до «геркулесовых столпов бюрократизации».
Провал всяческих усилий и безрезультативность внешних успехов в борьбе против руководства ЦК партии заставили децистов замахнуться на «непогрешимость» вождей и заговорить о «маленькой кучке партийной олигархии» (56). В 1920 году их ведущие теоретики переходят от бесконечных комплиментов в адрес вождя пролетарской революции к углублению критического анализа сложившейся системы власти и роли самого Ленина в «наметившемся процессе перерождения партии в бездушный, механически действующий иерархический аппарат» (57).

ГЛАВА V
В кулуарах Кремля накануне IX сентябрьской конференции партии ходил документ децистов, с полным основанием приписываемый Осинскому В «Тезисах по вопросу об очередных задачах партии» (58), как он был озаглавлен, сложившаяся система государственной власти охарактеризована по форме как «пролетарское единодержавие». Далее говорится, что обычным следствием развития единодержавных форм и системы крайней вертикальной централизации является бюрократическое перерождение верхушки правящего аппарата. В свою очередь на почве бюрократической централизации происходит оседание вокруг партийных и советских центров особой категории людей из «деловых» работников, опытных в интригах, примкнувших к партт^ * в годы успеха, которые сформировали особый контингент т. н. «кремлевских коммунистов», чуждых духу идейно-пролетарской среды. В этом процессе крупную роль играют личные свойства вождей. «Личность общепризнанного, бессменного и неоценимого руководителя российской и мировой революции тов. Ленина,— говорится в документе,— не может не играть здесь роли. У вождя пролетарской диктатуры политические интересы и способности подавляюще господствуют над организационными. Забота об обеспечении политически преданными и послушными людьми, чисто «деловыми фигурами» руководящих мест, господствовала у тов. Ленина еще в эмигрантскую эпоху и особенно проступила за последние годы». Происходит подбор людей, связанных эмигрантскими и кружковыми связями, а также безыдейных, легко подчиняющихся работников. В такой среде возникает не только разложение нравов верхушки, но, главное, начинается «омертвление центрального советского и партийного аппарата».
В чем видит решение проблемы автор тезисов? Спасение от бюрократизма верхушек правящего аппарата следует искать в «духе и методе самоуправляющейся периферии» (59), т. е. в них, в «стоящих на почве партийно-пролетарской психологии, проникнутых привычками общественных деятелей последовательных сторонниках демократического централизма» (60). Необходимо влить в состав руководящих органов и ЦК массу работников с мест, дабы «парализовать» индивидуальные слабости двух главных вождей революции» (61).
В сентябре 1920 года своеобразным ответом на усиливающиеся притязания «совершенно преданных партийному делу и связанных с низами и периферией» децистов стало специальное письмо ЦКРКП(б) «Всем партийным организациям, всем членам партии». В письме отмечались тревожные симптомы разложения партийных рядов на «верхи» и «низы», то есть угрожающее противоречие между
188

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, 'ВЕРХИ» И 'НИЗЫ» В ПАРТИИ
189
средним звеном ответственных работников и рядовой массой партийцев. Основой для издания столь откровенного циркуляра послужило июньское обращение в Центральный комитет партии секретаря ЦК Е. Преображенского, в котором указывалось, что на целом ряде губернских конференций до и после IX съезда партии «обнаружилась резкая борьба т. н. низов партии с верхами». Борьба проходила под лозунгами: «Долой обуржуазившихся лжекоммунистов, генералов, шкурников, долой привилегированную касту коммунистической верхушки!» «Можно смело утверждать, что последние лозунги встречают сочувствие у большей части рядовых членов нашей партии и разложение наших рядов по этой линии увеличивается с каждым днем» (62),— писал Преображенский. Как утверждал Преображенский, в его секретарском портфеле накопилось около 500 дел подобного характера, но наиболее сильные конфликты отмечались в Самарской, Северо-Двинской, Уфимской, Рязанской, Донской, Оренбургской, Брянской, Орловской и Тульской губерниях (63).
В некоторых случаях события были тесно связаны с рождением нового оппозиционного течения в партии, предъявившего свои требования уже не только и не столько к кремлевской верхушке, а именно к рекламировавшему себя в качестве «демократического» среднему слою партийных функционеров.
В ноябре 1920 года Оргбюро ЦК вынуждено было обратить особое внимание на конфликт, разгоревшийся в Тульском губкоме РКП (б). Обстоятельства конфликта связаны с борьбой группировки децистов с появившимся новым течением в партии, активно проявившим себя в тульской губернской парторганизации и получившим ставшее впоследствии общеизвестным название «рабочей оппозиции». Следует упомянуть, что весь период гражданской войны положение губкома РКП(б) в рабочей Туле была весьма непрочным. На выборах в горсовет большинство рабочих Тулы, постоянно охваченных стачечным настроением, упорно отдавало предпочтение меньшевикам. Центральная власть удерживала свое положение в городе и на предприятиях лишь за счет методов чрезвычайной комиссии и разного рода назначенцев, особых троек, уполномоченных.
Специальная комиссия ЦК, во главе с Артемом, назначенная для разбирательства тульского конфликта, в своем отчете указывала, что конфликт имеет давнюю историю. «Ни в одной из наших парторганизаций во всей стране не было таких длительных и глубоких конфликтов, которые протекали в тульской организации» (64). Не доверяя даже рабочим-коммунистам, ограничивая внутрипартийную демократию, Тульский губком не назначал своих перевыборов с осени

ГЛАВА V_
190
1918 по февраль 1920 года, когда только и был созван 2-й губернский партийный съезд. На съезде руководству губкома был поставлен в вину полный автократизм в советской и партийной работе, полное отсутствие связи с широкими рабочими массами, утверждение системы ставленничества, покровительств угодным лицам и т. п. Как отмечено в докладе комиссии, съезд избрал новый состав губкома в большинстве из «так называемой рабочей оппозиции, возглавлявшейся тов. Копыловым» (65). Но рабочая оппозиция не шела необходимых сил с достаточной теоретической подготовкой и административным опытом для того, чтобы провести в жизнь свою программу. Наиболее опытные, старые члены губкома во главе с известным Осинским ушли в глухую оппозицию по отношению к сторонникам Копылова. Отныне их деятельность была направлена только на доказательство того, что рабочая оппозиция не способна справиться с делом, а также на подготовку провала своих противников на следующей губпартконференции. Всех несогласных со своей линией группа Осинского шельмовала как «махаевцев» и «шляпниковцев» («термин, до сих пор совершенно неизвестный в нашей партии» (66),— отмечалось в докладе комиссии). Внутри организации создались фракции, внутри же фракций — велась конспиративная работа, которая была уже совершенно скрыта от внимания всей парторганизации.
Группа рабочей оппозиции, не сумевшая оказать достойной конкуренции децистам во фракционной борьбе, была разгромлена на 3-й губпартконференции в конце мая 1920 года. После этого группировка Осинского получила полную возможность действовать в Туле в соответствии с заявленными децистами в Москве принципами опоры на массы, свободы критики и рабоче-крестьянской демократии. Но, как гласит доклад комиссии, после 3-й партконференции началась расправа с инакомыслящими, в ходе которой «вырабатывались навыки безответственности, протежирования... создавалась диктатура вождей... все стало основываться на доверии и личном подборе» (67). Это развалило парторганизацию, между маем и ноябрем 1920 года ее численность сократилась в 2 раза и главным образом за счет выхода рабочих.
Рождение нового, более глубинного течения рабочей оппозиции в партии децисты первыми встретили с нескрываемой враждебностью. Юренев в своей брошюре в октябре 1920 года писал: «Линия на механическое «орабочение», если бы она начала проводиться в массах, должна была бы встретить со стороны партии '1самый жестокий отпор, ибо ни к чему другому, как к сугубейшему развалу партии

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
191
и жесточайшим склокам, она не привела бы» (68). В борьбе против рабочей оппозиции за власть в Туле представители децистов проявили совершенно те же качества, за которые они привыкли гневно бичевать с московских трибун центральную власть. Представители среднего звена руководства оказались еще более нетерпимыми по отношению к идущим снизу покушениям на их власть.
В течение 1920 года рабочая оппозиция «вызревала» по всей московской периферии и к осени оформилась в столице из группировки, в которую в основном вошли руководители профессиональных союзов: председатели ЦК отраслевых профсоюзов А. Г. Шляпников, А. С. Киселев, Н. А. Кубяк, И. И. Кутузов, ответственные работники С. П. Медведев, Ю. X. Лутовинов и другие, в том числе А. М. Коллон-тай. Группировка впервые выступила под названием рабочей оппозиции в сентябре, на IX партийной конференции, обсуждавшей поставленный письмом о «верхах и низах» острый вопрос о злоупотреблениях и неравенстве в партии.
Однако было бы неверным ставить знак равенства между низовыми партийными течениями, получившими название рабочей оппозиции, и группировкой «рабочей оппозиции», оформившейся в центре. Рабочей оппозицией называли и то брожение в фабрично-заводской среде Урала и Поволжья в 1918 году, которое тогда помогало прийти к власти Комитету членов Учредительного собрания. Широкое периферийное движение коммунистов-рабочих, недовольных общим положением в партии, осенью 1920 года подхватило и стало представлять в Москве руководство профсоюзов, сузив понятие рабочей оппозиции и вложив в него специфически профессионалистский смысл. Недовольное отстранением от управления промышленностью профсоюзное руководство критиковало политику ЦК партии и настаивалб1далере-даче управления экономикой профсоюзам. На IX партконференции резко прозвучало выступление Лутовинова по вопросам рабочей демократии, чистки партии, с критикой назначенства и взаимоотношений советских и профессиональных учреждений с ЦК РКП (б).
Для секретариата и аппарата ЦК профсоюзы в то время уже превратились в некий вид ссылки или отстойника, куда отправляли проштрафившихся или не вписавшихся в послушные стройные ряды номенклатуры партийно-советских функционеров. В ноябре 20-го года в тезисах «верхов», выдвинутых как бы в ответ на непомерные притязания рабочей оппозиции, заведующий учетно-распределительным отделом ЦК А. О. Альский и его соавтор Ж. Меерзон верно охарактеризовали ее лидеров: «Переутомившаяся, отброшенная по своей непригодности силой событий от кормила революции, часть «верхов»,

ГЛАВА V
наиболее пораженная в силу этого упадочными настроениями, является руководителем этого течения» (69). Однако, пытаясь полностью обелить себя, цековские аппаратчики совершенно огульно подошли к основной массе рабочей оппозиции. Дескать, «"непереваренные" слои мещанства наименее развитая, недавно пробужденная к активности часть пролетарских масс партии, составляет социальную базу "рабочей оппозиции"» (70). Стоит только почитать те письма и обращения от этих «мещанских», «неразвитых» слоев, во множестве сохранившиеся в архивах ЦК РКП (б), чтобы понять, насколько неверна и оскорбительна подобная оценка.
Партийные массы очень болезненно переживали естественный бурный процесс перерождения партии, ее расслоение на низы и привилегированные верхи. В ЦК писали партийцы со стажем, фронтовики. Вот отрывок из неизвестного письма замначпоармаТХ Д. Фурманова от 4 ноября 20-го года под красноречивым заголовком «Довольно!»: «Российская коммунистическая партия засаривается у нас на глазах, Все мы, члены партии, отлично видим, что она по качеству своих членов далеко не та и значительно ниже, чем в Октябрьские или дооктябрьские дни 1917 года... Я говорю о шкурниках и карьеристах, которые, несмотря на все препоны, прорываются в ряды РКП... Необходимо немедленно положить предел вступлению в нашу партию непролетарским элементам...» и т. п. (71)
Играя на проблеме верхов и низов, группировка рабочей оппозиции сумела осенью 1920 года привлечь к себе симпатии и ощутимую поддержку среди партийцев-рабочих. В ноябре на Московской губпартконференции рабочую оппозицию поддержало до 20% делегатов, которые даже провели свое «особое» совещание, где выступали против линии МК и ЦК РКП (б).
Дискуссия о профсоюзах в начале 1921 года стала временем взлета группировки рабочей оппозиции. Опираясь на положение партийной программы VTII съезда, где говорилось о том, что «профессиональные союзы должны прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления всем народным хозяйством как единым хозяйственным целым», Шляпников и его единомышленники критиковали ЦК РКП (б) за «военные» методы в работе с профсоюзами. Источник партийного кризиса и общего кризиса в стране шляпниковцы усматривали в бюрократизации аппарата государственной власти.
Со своими тезисами в профдискуссии рабочая оппозиция выступила 25 января 1921 года. А. Шляпников, М. Владимиров, А. Толоконцев и ряд других предложили передать организацию управления народным хозяйством «всероссийскому съезду производителей, объеди
192

__'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРШИ
ненных в профессиональные производственные союзы, который избирает центральный орган, управляющий всем народным хозяйством Республики» (72). На местах соответствующие съезды профсоюзов должны учреждать областные, районные и другие местные хозяйственные органы, чтобы предприятиями и хозяйственными учреждениями управляли рабочие комитеты, выбранные рабочими и служащими и работающие под контролем и руководством соответствующего профсоюза как его первичная организационная ячейка (73). Короче говоря, захиревшего и загрустившего на профсоюзном табурете Шляпникова надо было понимать так: не хочу быть дворянкой столбовою, хочу быть вольною царицей!
Аналогично случаю в тульской парторганизации архивы сохранили примеры захвата власти представителями рабочей оппозиции и в других провинциальных центрах России. Так было в Самаре в 1920—1921 годах. Самарские рабочие в период гражданской войны не раз открыто демонстрировали свое неоднозначное отношение к Советской власти. В 1918 году при их поддержке в городе утвердился Комитет членов Учредительного собрания. Пребывание в 1920 году в Самаре штаба Туркестанского фронта, насаждавшего в учреждениях города дух бюрократизма и военщины, внесшего огромное неравенство между рабочими и всякого рода военным и гражданским чиновничеством, выразилось в усилении оппозиционных настроений среди коммунистов-рабочих и привело в руководство губпарторганизацией сторонников рабочей оппозиции. В резолюциях самарских партийных собраний и конференций стали доминировать мотивы необходимости «нового курса», поскольку, по мнению рабочей оппозиции, до сих пор общая линия партии была неправильно ориентирована на «попутчиков», мелкую буржуазию и крестьянство (74).
Создалась парадоксальная ситуация, когда получившие большинство в руководстве губкома и сами прошедшие в верхи оппозиционеры сосредоточили свои усилия на травле и дискредитировании ответственных работников, когда в их выступлениях на все лады варьировалась тема «верхов и низов». В декабре 1920 года самарские оппозиционеры пытались сколотить блок из нескольких губернских делегаций к предстоящему VIII съезду Советов и X съезду партии. На 7-м губернском съезде Советов в Саратове специальный посланец Самарского губкома делал доклад о борьбе с бюрократизмом, в котором содержалась характеристика основ бюрократической системы, критика идеологии бюрократизма и формулировались методы его изживания: «Чиновник-бюрократ, обеспеченный государством, не заинтересован в развитии производительных сил страны... VIII съезд ; 193

ГЛАВА V
Советов обязан произнести смертный приговор бюрократизму» (75),— прокламировалось в докладе Самарского губкома. Меры, призванные искорени гь бюрократическую систему, в исполнении самарской оппозиции воспроизводили стиль утопического мышления, родившегося еще в европейских рабочих казармах начала XIX века. Предполагалась широкая выборность в управлении, коллективизация сельского труда, общественное бесплатное жилье и питание для городов и деревень, добровольный бесплатный труд по примеру коммунистических субботников и т. п. (76).
В Саратове эта платформа не прошла, были поддержаны тезисы IX партконференции, однако в Самаре эксперимент пребывания у власти рабочей оппозиции продолжился и в первой половине 1921 года. В итоге, как жаловались в ЦК партии угнетаемые самарские ответработники, при милоновской группировке рабочей оппозиции бюрократизм стал бюрократизмом в кубе, проводился террор в отношении инакомыслящих. Эксперимент «орабочения» органов власти в Самаре фактически привел к полному развалу партийной и советской работы (77). Как открывали для себя все оппозиционные группировки, власть, борьба за власть, везде, на любом уровне диктовали единые правила игры, превращая самую демократически настроенную оппозицию в заядлых бюрократов и ревностных гонителей своих противников.
Несмотря на то, что наиболее активный период деятельности рабочей оппозиции приходится на время дискуссии о профсоюзах, Шляпников и его товарищи не были ее главными действующими лицами. Тон и ход дискуссии задавали куда более серьезные политические силы.
Ленин в дискуссии о профсоюзах сам сделал ставку на неприязнь партийных низов к своим верхам, навязанным им из аппарата и Оргбюро ЦК. В широкой партийной аудитории Троцкий и его союзники потерпели сокрушительное поражение, несмотря на то, что в течение двух месяцев он выдвинул пять платформ, в которых последовательно отказался от лозунгов «закручивания гаек», «перетряхивания» и пришел к активной поддержке идеи рабочей демократии. Группировка Ленина и Зиновьева искусно воспользовалась антипатией партийных масс к верхам, к аппаратно-бюрократичес-кой прослойке в партии, откуда Троцкий и Оргбюро в основном и черпали свои силы, и разбила их наголову. Например зиновьевцы в Петрограде и Кронштадте при полной поддержке комячеек Балтийского флота буквально раздавили командование и политорганы флота,
194

__'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
195
Расколъникова и Батиса, поддержавших Троцкого, что в свою очередь усилило оппозиционные и анархические настроения среди матросов, приведшие к мятежу. В докладе следственной комиссии ВЧК по делу о Кронштадтском мятеже особо подчеркивается, что «одной из основных причин этого движения несомненно являлась страстная полемика в рядах РКП, ослабление внутрипартийной спайки и падение партийной дисциплины в широких кругах членов партии». Большую роль в развитии событий «сыграла невиданная растерянность руководителей кронштадтской [партийной] организации и комиссарского состава Балтфлота и Кронкрепости» (78). Не будет преувеличением, если сказать, что Зиновьев своими руками выстроил «Кронштадт». Известный партийный оппозиционер Г. Мясников назвал тогда Кронштадт повторением «финской истории» (см. примеч.) в более широком масштабе. «Что это значит?» — спрашивал он. «Несколько сот коммунистов дерутся» против нас!» (79).
Но в расчетах Ленина и его группировки все возможные негативные последствия общепартийной дискуссии отступали на второй план перед необходимостью одержать фракционную победу на X съезде. Ленин заранее сделал заявку на съезд: «Если надо кого хорошенько обругать и перетрясти, то уж скорее не ВЦСПС, а ЦК РКП» (80). Главной задачей являлась чистка состава ЦК партии, чтобы он вновь стал аппаратом, всецело послушным Ленину.
Для того чтобы на съезде наверняка продиктовать свой список центральных партийных органов, ленинская «десятка» через того же Зиновьева, через ту же петроградскую партийную организацию, выдвинула предложение о выборах на съезд по платформам, которое и было принято на заседании ЦК 21 января 21-го года. «Там, где местная организация найдет это необходимым и полезным,—^говорилось в постановлении,— допускать выборы на съезд по платформам (тезисам)» (81).
Тактика ленинской «платформы десяти» оказалась верной, на выборах делегатов ее сторонники одержали убедительную победу, благодаря чему на съезде Ленину удалось существенно обновить состав Центрального комитета. Численность ЦК была увеличена с 19 до 25 человек, из которых подавляющее большинство были сторонники «десятки». 16 марта на пленуме нового ЦК был избран новый состав Политбюро и Оргбюро, а также, в чем и заключалось главное содержание кадровых изменений, был полностью обновлен секретариат ЦК. Никто из старой секретарской троицы не попал в состав высших партийных органов вообще. Вместо них были выдвинуты новые силы из среднего руководящего звена — В. М. Молотов, Е. М. Ярославский,

В М. Михайлов, не имевшие особенного авторитета и связей, что, по-видимому, также не было случайным.
X съезд РКП (б) формально поставил точку в военно-коммунистической эпопее, но возникшая в этот период «необъятная власть» секретариата и аппарата ЦК продолжала укрепляться.
Троцкий на X съезде вел упорные арьергардные бои, он утверждал, что резолюция о профсоюзах на «платформе десяти» несостоятельна и «не доживет» до XI съезда. Троцкий бросал упреки Ленину, что тот хочет производить выборы в ЦК под углом зрения фракционной группировки, которая вряд ли выдержит двенадцать месяцев, и т. п. (82). Поэтому, несмотря на полное поражение Троцкого на X съезде, у Ленина не было уверенности в том, что с его стороны вскоре не последует нового покушения на большой кусок от пирога власти. В 1921 году Ленин особенно приближает к себе и всячески способствует возвышению Сталина, который во время профдис-куссии еще раз зарекомендовал себя непримиримым врагом Троцкого. Благодаря усилиям Ленина в 1921 году Сталин фактически становится вторым лицом в партийно-государственном руководстве, являясь одновременно членом Политбюро и Оргбюро ЦК вместо Крестинского.
Между тем со второй половины 1921 года у Ленина начинают проявляться и усиливаться признаки серьезной болезни. Его преследовали головные боли, обмороки, наступило резкое ослабление работоспособности. Несомненно, что он с большой вероятностью допускал, что в более или менее отдаленном будущем ему придется отойти от активной политической деятельности. Но его постоянное стремление к абсолютному лидерству в партии, нежелание поступиться хотя бы долей этого лидерства и соответствующий подбор ближайшего политического окружения привели к тому, что достойного преемника он себе не подготовил. Троцкий замечал, что Ленин формировал свой ЦК таким образом, что без него он становился беспомощным и утрачивал свою организованность. В 1922 году Ленин вручил пост генерального секретаря ЦК Сталину, человеку, которого в глубине души недолюбливал и, возможно, презирал, но считал послушным орудием в своих руках. Сталин был нужен еще и потому, что издавна находился в совершенно неприязненных, враждебных отношениях с Троцким, в котором Ленин видел напористого и нежелательного претендента на власть.
Опасения Ленина относительно своего здоровья оправдались быстрее, чем он ожидал. В конце мая 1922 года у него случился первый серьезный приступ болезни, приведший к частичному пара
196

_«НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
197
ли чу правой руки и расстройству речи. Ленин находился в Горках до начала октября и в течение всего этого времени почти не принимал участия в политической жизни, более того, был от нее в значительной степени изолирован.
Сталин, будучи постоянным членом Оргбюро с момента его создания, прекрасно понимал, какие возможности открывались перед ним в качестве руководителя секретариата и аппарата ЦК РКП (б). Все его предыдущие занятия: Наркомнац, Рабоче-крестьянская инспекция и прочее — меркли перед его новой должностью. Он получил возможность до конца реализовать то, что в свое время пытались сделать Крестинский и Троцкий. Состояние Ленина стало одним из факторов, побудивших Сталина действовать быстро и решительно. Заручившись поддержкой Каменева и Зиновьева, он приступил к созданию, точнее, к завершению создания номенклатуры — партократии, которая дала бы ему огромный перевес над потенциальными соперниками в грядущей борьбе за власть. В этом деле Сталин превратился уже в ярого сторонника назначенства, за которое он так критиковал Троцкого во время профдискуссии.
6 июня 1922 года на места было разослано утвержденное секретариатом и Оргбюро «Положение об ответственных инструкторах ЦК РКП (б)», по которому инструктора наделялись широкими правами в отношении низовых выборных партийных органов, а подотчетны они были орготделу ЦК, т. е. аппарату. Вскоре аналогичная система назначаемых инструкторов была создана и на низших уровнях партийной иерархии, вплоть до уездов.
С лета 1922 года Сталин через секретариат активно проводит подбор и расстановку своих людей, политику, которую год спустя, на XII съезде он сформулирует так: «Необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять эти директивы, могущие принять эти директивы как свои родные и умеющие проводить их в жизнь» (83).
С теми партийными работниками, которые не чувствовали такого родственного умиления к директиве центра, у Сталина был разговор короткий. В течение года было заменено большинство секретарей губкомов и укомов, иногда путем прямого назначения, а чаще в форме «рекомендаций» и «переизбрания». Аналогичный процесс шел и ниже, причем не только в рамках собственно партийного аппарата, а охватывая руководящие кадры хозяйственных и прочих ведомств. По подсчетам, сделанным на основе закрытой статистики, из 191 человека, занимавших посты секретарей губкомов с лета 1922 по осень 1923 года, «выбранных» было только 97, а остальные

ГЛАВА V__
198
были «рекомендованы» или прямо назначены (84). После массовых перемещений местных партийных работников летом 1923 года практически весь партаппарат на местах был под полным контролем секретариата. Становление сталинской номенклатуры в основном состоялось, а в последующие годы она лишь укреплялась и совершенствовалась.
С августа 1922 года назначение секретарей стало фактически уставной нормой. В принятом XII партконференцией новом уставе партии было записано, что отныне секретари губернских и уездных комитетов должны были утверждаться в должности вышестоящим органом. Также по новому уставу параллельно областным комитетам, выборным и подотчетным областным конференциям, создавались областные бюро, назначаемые и нодотчетные только ЦК. Знамя антибюрократизма и назначенства, под которым «десятка» и Сталин в том числе, проводили свою кампанию против Троцкого в период профдискуссии, было отброшено.
Немногословный и исполнительный Сталин оказался не так прост, как о нем думал Ленин. Едва оправившись от первого удара болезни, во второй половине 1922 года Ленин прилагает усилия по сближению с Троцким, в котором видел единственную личность, способную противостоять Сталину. В сентябре Ленин внес в Политбюро предложение о назначении Троцкого своим основным заместителем в Совнаркоме, что по идее должно было создать некое равновесие на верхнем этаже партийно-государственного руководства. Дело в том, что, по сложившейся традиции, заседания ЦК и Политбюро всегда возглавлял предсовнаркома или его ближайший заместитель. Это могло дать в руки Троцкого сильное оружие против Сталина, но он без всякой мотивировки категорически отказался. Возможно, Троцкий еще остро переживал свое унижение в период дискуссии о профсоюзах в 1921 году и был согласен пойти на мировую только при полном и безоговорочном признании его преемником вождя. Каменев, которого Ленин в конце концов провел в СНК в качестве своего заместителя, был явно слаб против Сталина. Поэтому Ленин прибегает к последнему для него средству и диктует письмо к предстоящему XII съезду, в котором предложил обдумать способ перемещения Сталина с поста генсека и назначить на его место другого человека. Но было уже поздно. В начале 1923 года реальная власть в партии и стране была в значительной степени сосредоточена в руках партократии, на вершине которой находился секретариат ЦК и лично Сталин.

_'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И шНИЗЫ» В ПАРТИИ
199
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 345.
2. Восьмой съезд РКП(б). Протоколы. М, 1959. С. 178.
3. РЦХИДНИ. Ф. 4. Оп. 2. Д. 527. Л. 13.
4. Девятая конференция РКП(б). Протоколы. М., 1972. С. 120.
5. Восьмой съезд РКП(б). Протоколы. С. 183.
6. Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М., 1963. С. 499.
7. Восьмой съезд РКП(б). Протоколы. С. 165.
8. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 65. Д. 7. Л. 150.
9. Известия ЦК КПСС. 1989. №6. С. 177.
10. Восьмой съезд РКП (б). Протоколы. С. 23.
11. Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 499.
12. Восьмой съезд РКП(б). Протоколы. С. 187.
13. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 78—79.
14. Известия ЦК КПСС. 1989. №8. С. 165.
15. Девятый съезд РКП(б). Протоколы. М.( 1960. С. 507—508.
16. Там же. С. 38.
17. Стасова Е. Д. Воспоминания. М., 1969. С. 161.
18. РЦХИДНИ. Ф. 158. On. 1. Д. 1. Л. И.
19. Известия ЦК КПСС. 1990. №7. С. 160.
20. РЦХИДНИ. Ф. 5. On. 1. Д. 1253. Л. 6. Отношения Ленина и Осинского всегда были непростыми. Н. Осинский (В. В. Оболенский) принадлежал к числу «неудобных» работников. В 1918 году он, будучи первым председателем Президиума ВСНХ, не ужился в Смольном, входил в левую оппозицию по вопросу о Брестском мире, в 1919 году был организатором и одним из лидеров внутрипартийной группировки демократического централизма, которая в весьма жестких выражениях подвергала критике как ЦК, так и самого Ленина. Являясь чрезвычайно инициативной личностью, Осинский вечно влезал в оппозицию, постоянно к чему-то призывал, раскачивал устоявшееся и расшатывал авторитеты. В то же время этим-то он и был ценен: выступая с критикой, загадывая вперед, он брал на себя нелегкий и неблагодарный труд первопроходца во многих делах. После 1918 года Ленин не подпускал Осинского к высшим партийно-государственным должностям, держал на отдалении, в провинции, но всегда внимательно выслушивал, точнее — прочитывал, его соображения, поскольку личные беседы у них, как правило, не получались и Осинский предпочитал обращаться к Ленину посредством бумаги и чернил. Благодаря сохранившимся в архивах листочкам записок и писем Осинского выясняется, что он находился у истоков самых фундаментальных и важных мероприятий политики военного коммунизма. Этот лидер группировки именно «демократического» централизма и борец против бюрократии с трибуны VIII съезда партии настаивал на создании таких явно «демократических» партийных учреждений, как постоянные бюро ЦК. Он был инициатором образованных в 1919 году и эффективно зарекомендовавших себя губернских продовольственных совещаний, органов, усовершенствовавших репрессивную политику продовольственной диктатуры. Его записка периода декабря 1919 года

ГЛАВА V_
200
содержит идеи по обоснованию введения милитаризации промышленного труда (РЦХИДНИ. Ф. 2. On. 1. Д. 11935. Л. 3). Наконец, во второй половине 20-го года Осинский выступил в качестве инициатора и разработчика эпохального военно-коммунистического проекта по применению государственного принуждения в крестьянском сельском хозяйстве. И этот «синодик» охватывает только основные заслуги Осинского по проектированию и проведению политики военного коммунизма.
21. Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 95.
22. РЦХИДНИ. Ф. 5. On. 1. Д. 1253. Л. 6.
23. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 15.
24. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. М., 1991. С. 442.
25. Его же. К истории русской революции. М., 1990. С. 196.
26. Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 346.
27. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 234.
28. Пятая Всероссийская конференция профессиональных союзов (3—7 ноября 1920 г.). Стенографический отчет. М., 1921. С. 67.
29. Девятая конференция РКП(б). Протоколы. С. 323.
30. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 270.
31. Там же. С. 235.
32. Девятая конференция РКП(б). Протоколы. С. 323.
33. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 65. Д. 452. Л. 36.
34. Известия ЦК КПСС. 1989. №12. С. 197.
35. Экономическая жизнь. 1920. 9 ноября.
36. Девятая конференция РКП(б). Протоколы. С. 279.
37. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 247.
38. Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет. С. 393.
39. Там же. С. 367.
40. Там же. С. 88.
41. РЦХИДНИ. Ф. 94. Оп. 2. Д. 20. Л. 139.
42. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 225.
43. Правда. 1919. 1 января.
44. Правда. 1919. 15 января.
45. Там же.
46. Правда. Еженедельное приложение. 1919. 26 января.
47. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 428.
48. Восьмой съезд РКП(б). Протоколы. С. 189.
49. Там же. С. 196.
50. Там же. С. 426.
51. Юренев К. Наши нестроения. К вопросу о преодолении элементов упадка в РКП. Курск, 1920. С. 7, 19.
52. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 243.
53. Восьмая конференция РКП(б). Протоколы. М., 1961. С. 66.
54. Девятый съезд РКП(б). Протоколы. М., 1960. С. 51.
55. Там же. С. 51, 64.
56. Там же. С. 64.

_ 'НЕОБЪЯТНАЯ ВЛАСТЬ»: ВОЖДИ, шВЕРХИ» И 'НИЗЫ» В ПАРТИИ
57. Юренев К. Указ. соч. С. 31.
58. РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 134. Л. 113—120.
59. Там же. Л. 114.
60. Там же. Л. 119.
61. Там же. Л. 120.
62. Там же. Ф. 17. Оп. 86. Д. 203. Л. 3.
63. Там же.
64. Там же. Оп. 112. Д. 93. Л. 64.
65. Там же.
66. Там же. Л. 66.
67. Там же. Л. 67.
68. Юренев К. Указ. соч. С. 40.
69. РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 5. Л. 3.
70. Там же.
71. Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 228. Л. 176.
72. Правда. 1921. 25 января.
73. Там же.
74. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 199. Л. 3.
75. Там же. Оп. 12. Д. 466. Л. 56—57.
76. Там же. Л. 58 об.
77. Там же. Оп. 84. Д. 199. Л. 8.
78. Там же. Д. 229. Л. 2—3.
79. Екатеринбургский областной архив. Ф. 41. Оп. 2. Д. 418. Л. 84. (Под финской историей Мясников имеет в виду кровавые события в Петрограде, в августе 1920 года, когда молодые члены финской компартии, обвинив свое руководство в злоупотреблениях и разложении, совершили террористический акт, расстреляв несколько человек из ЦК партии.)
80. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 238.
81. Дискуссия о профсоюзах: Материалы и документы. 1920—1921 гг. М.( Л., 1927. С. 119.
82. Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет;. С. 390, 394.
83. Двенадцатый съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1968. С. 63.
84. Использованы материалы к. и. н. А. М. Подщеколдина.

ГЛАВА VI
социальная ХИРУРГИЯ -массовый ТЕРРОР
Ш^Ъ опрос о терроре, быть может, как никакой другой, требует ШШ строгого соблюдения принципов историзма и конкретности. ШШ Демагогам и политиканам легко играть на том, что большинству нормальных людей не нравится цвет крови в истории. Однако же нельзя забывать о том, что именно демагоги и политиканы с нарочитыми всхлипываниями и причитаниями ведут толпы слепых к порогу нового террора. Разве не так поступали те же большевики, оплакивая зверски замученных и убитых царским режимом? В конечном счете кропотливое извлечение и взвешивание всех «за» и «против» большевистского террора неизбежно достигает своего «дна»: А нужна ли была революция вообще? Насколько этот вопрос непроизвольно естествен, настолько и глуп. История не интересуется у людей, нравится ли она им или нет, она просто творит свое дело. Революция была неизбежна, неизбежен был и революционный террор, ибо известно, что чем дольше оттягивается разрешение противоречия, тем с большей разрушительной силой оно проявляется впоследствии. Воображающие о России, которую «потеряли», аристократично «не замечают» миллионы поротых крестьян, замордованных солдат и матросов, две бездарно проигранных войны и многое, многое другое.
В удел историку остается лишь малое — вопрос о мере. Но многое в этом малом. Сегодня уже недостаточно описать конкретный механизм взаимодействия материальных и идеальных факторов, определивших своеобразие исторического отрезка. Нужно постичь степень свободы коллективного разума перед объективной необходимостью, то есть то, насколько идея способна довлеть над порядком вещей, разнообразить и искривлять их течение. Следует научиться разоблачать вечно жуликоватый частный интерес, прикрывающийся общепризнанной идеей, чтобы навязать себя людям в качестве интереса всеобщего.
202

СОЦИАЛЬНАЯ ХИРУРГИЯ — МАССОВЫЙ ТЕРРОР
Красный террор периода гражданской войны — явление многогранное и не поддается однозначной характеристике. Террор использовался большевиками как орудие борьбы с контрреволюцией, как средство против коррупции и злоупотреблений в собственном аппарате, как метод выколачивания из крестьян продовольствия и денежных налогов, как метод комплектования Красной армии. Да мало ли где большевики использовали это универсальное оружие, выковывавшееся в кузницах всех революций и общественных переворотов! Динамика революционного движения, не достигающая своей цели, всегда неотвратимо приводит к репрессиям и террору как к последнему средству, вне зависимости от того, какими бы благородными и гуманными лозунгами ни питалось это движение в самом своем начале.
Но большевизм внес в террор новое содержание, вознес на качественно новую ступень. Главная особенность красного террора — это то, что он одновременно служил и орудием борьбы, и инструментом социального преобразования общества. Террор врос корнями в большевистскую идеологию классовой борьбы и строительства бесклассового общества, питался ее соками, получая от нее энергию и нравственное оправдание. В ходе гражданской войны большевики выработали установку путем физического истребления т. н. эксплуататорских классов преобразовать общество в соответствии со своей доктриной, причем количество подлежащих истреблению, как бы велико оно ни было, не имело значения. И это было не просто теоретической выкладкой или досужей болтовней малоответственного партийного краснобая. Эта установка была четко сформулирована, глубоко осознана и беспощадно проводилась в жизнь карательными органами, рожденными российской революцией.
Для красного террора не имело значения, виновен ли перед Советской властью конкретный человек, которого чекисты выводили на край оврага. Если это был буржуй, буржуазный интеллигент, член оппозиционной партии, то он прежде всего был повинен смерти своей причастностью к враждебным кругам, своим происхождением, определялся априори как враг Советской власти и, значит, подлежал истреблению. Член коллегии ВЧК, председатель ЧК по борьбе с контрреволюцией на Восточ-i ном* фронте М.Я.Лацис писал в 1918 году: «Не ищите в деле обвини-~> тельных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. | | Первым делом вы должны его спросить, к какому классу он принад-JS | лежит, какого он происхождения, каково его образование и какова его профессия. Эти вопросы должны решить судьбу обвиняемого» (1).
Правда, высказываясь с подобной откровенностью, Лацис вызвал неудовольствие кое у кого наверху и в своих неопубликованных
203

ГЛАВА VI__
воспоминаниях писал, что за эту статью он получил нагоняй от Ленина, который при их встрече стал рассуждать о том, что задача состоит отнюдь не в физическом истреблении буржуазии, а в ликвидации тех причин, которые порождают буржуазию. После того как Лацис успокоил его оправданием, дескать, просто допустил неосторожное выражение, а на практике его действия носят иной характер, Ленин удовлетворился и задержал свою специальную статью, предназначенную для опубликования в «Правде» (2). Цюрупа верно подметил у Ленина особенность, что он, делая решительные шаги, всегда стремился ослабить впечатление от них.
Конечно, все начиналось не так свирепо. В начале революции, в конце 1917 — начале 1918 года правительство большевиков, сравнительно легко заполучив власть без особенной борьбы и кровопролития, было озабочено налаживанием госаппарата и с помощью образованной Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем пыталось относительно мягкими способами, путем арестов, заключений и измором заставить приступить к исполнению обязанностей армию саботирующих служащих центральных учреждений. Более того, в этот период большевики сами старались бороться с процветавшей разбойной и террористической деятельностью анархически настроенной матросни. Ленин в январе 1918 года не на шутку был рассержен самочинным убийством матросами бывших министров Временного правительства Шингарева и Кокошкина. То, что с полным правом можно назвать террором, тогда исходило не от правительства, а, так сказать, стихийно изливалось из глубин душ, облаченных в серые шинели и черные бушлаты, в виде их беспощадной ненависти к офицерству, белой кости за прошлый мордобой, карцеры и унижения. В январе — феврале 1918 года, после взятия советскими войсками Киева, там было убито около 2500 офицеров, около 3400 офицеров расстреляно в Ростове-на-Дону и около 2000 в Новочеркасске.
До начала широкомасштабной гражданской войны, до укрепления централизованной советско-партийной системы, до того, как террор превратился в большевистскую государственную политику, он являлся более продуктом «революционного творчества» масс, как на рубежах Совдепии, так и в ее центрах. Сохранились чрезвычайно интересные и назидательные образцы подобного творчества низов. Например, исполком Выборгского райсовета в марте 1918 года издал распоряжение о явке на общественные работы всем домовладельцам и квартиронанимателям, снимающим четыре, пять и более комнат. «Виновные в неисполнении сего приказа будут расстреливаться»,— гласило распоряжение (3). 204

_СОЦИАЛЬНАЯ ХИРУРГИЯ — МАССОВЫЙ ТЕРРОР
205