4 С.А.Павлюченков Военный коммунизм в России власть и массы

Настроение крестьян сказывалось в изобретении ими всяческих ухищрений с целью надуть власть. Становились известны случаи, когда крестьяне сознательно вступали в компартию, чтобы быть поближе к власти и иметь возможность обходить ее, но эта хитрость редко удавалась, а потом крестьянину было трудно освободиться от своих новых партийных обязанностей. Иногда новоиспеченные коммунисты напивались до безобразия и сами на себя доносили, но и это не помогало.
В течение 1920 года настроение крестьянства делалось все менее и менее «периодическим», по мере того как становилось очевидным, что политика большевиков клонится к ужесточению политики продовольственной диктатуры. Точки над i были расставлены с объявлением разверстки на новый 1920/21 продовольственный год. С этого времени началось открытое противостояние крестьян и государства, наступает очередной перелом в настроении деревни, и уже не в пользу Советской власти. Осенью 20-го повсеместно на беспартийных крестьянских конференциях стали выноситься резолюции, сплошь и рядом противоречащие политике большевиков. В известном Вельском уезде на Щелотской волостной конференции 26 сентября вместо предложенной коммунистами была принята резолюция, гласившая: 1) необходимость скорейшего окончания войны; 2) проведение внутренней политики без участия партии коммунистов; 3) партию коммунистов считать частной; 4) с учетом разрухи временно признать трудовую повинность, но все наряды по повинности должны быть представлены на усмотрение самих крестьян. «Да здравствует мир и свобода!» —1 провозглашала конференция (75).
На юге украинские крестьяне, узнав, что из Крыма идет армия Врангеля, несущая на своих знаменах лозунг «Земля — крестьянам», стали тайно вырезать коммунистов и открыто не исполнять советских распоряжений. Екатеринославские эсеры на сентябрьской конференции ПСР констатировали, что Врангель, сумевший привлечь крестьян обещанием земли за выкуп (а денег у крестьян было в достатке), пользуется большим авторитетом, не меньшим, чем у Махно (76). Это говорили эсеры; с другой стороны чекисты из Харькова подтверждали, что настроение населения «возвышенное» в связи с новой разверсткой, бандами и наступлением Врангеля. «Все население, кроме крестьян-бедняков, ждет Врангеля» (77).
В оценке настроений крестьян центра России может прекрасно служить стенограмма совещания представителей уездных, волостных и сельских исполкомов Московской губернии, проходившего совместно с пленумом Моссовета 15—17 октября 1920 года. Это был

_МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЕЙ И РЕАКЦИЕЙ — КРЕСТЬЯНСТВО В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
137
первый случай, когда центральная власть в Москве рискнула собрать крестьянских вожаков для обсуждения вопросов аграрной политики. Как очевидно из стенограммы, эксперимент для большевиков оказался явно неудачным. Возбужденные крестьяне много шумели, кричали: «Долой!» — в ответ на речи московских продовольственников. Показательно, что во время выступления самого Ленина в зале не чувствовалось привычного благоговения. Речь вождя неоднократно прерывалась шумом и ироническими выкриками типа: «Давай, давай!»
В выступлениях самих делегатов звучало несколько наиболее волнующих крестьян вопросов. Во-первых, вопрос о земле* Было заявлено, что революция крестьянам земли не дала, всю поделенную землю помещичьих имений крестьяне вынуждены были вернуть совхозам, причем землю наиболее плодородную, которая вскоре пришла в запустение (78). Еще более бурные выступления завертелись вокруг Советской власти и ее продовольственной политики, Здесэ крестьянские рассуждения полностью потекли в древлем руслецарь-де эсорош, чиновники плохи. Единодушно (Высказывались^ что крестьяне в принципе за Советскую власть, но против советских работников, проводящих негодную политику. Прозвучали затаенные угрозы; «Если вы не измените вашей политики, то у нас;? все время будут фронты» (79). «Если к мирным «жителям будете слать отряды, то Врангеля не победить, а если и побьем; то вырастут еще десятки» (80). и * Завершилось совещание на грустной ноте; Отказы президиума проголосовать резолюцию по продовольственному вопросу и угрозы крестьянам сопровождались криками; «Над нами насмехаются», шВсе расскажем в деревне», «Собрали неизвестно для чего» и т. п. Ап. 17 октября председатель Смидович констатировал, что 2/з собрания разошлось и оно было тихо закрыто. , оьп После крушения кампании по созданию крестьянских союзов (И попыток договориться через Советы о смягчении большевистской шолитики в деревне мирных путей для защиты своих интересов у крестьян уже не осталось. Осень 1920 года ознаменовалась началом массовых крестьянских волнений, вооруженных восстаний и повсеместным усилением политического бандитизма. Судя по информационным сводкам ВЧК, политический бандитизм стал основной фор-шой крестьянского повстанческого движения на заключительном *этапе военного коммунизма. Нет возможности в нескольких словах воскресить все богатство этой всероссийской бунтарской мозаики. сЗдесь; каждая. губерния могла предложить что-то свое оригинальное. ,Так, осенью 1920 года в районе Златоуста бродила крупная банда ,в/тысячу всадников под лозунгом: «Долой Троцкого, да здравствует

Ленин и Учредительное собрание!» Должно быть, Ленин, читая эту информацию, был очень благодарен за столь своевременную поддержку на местах в профсоюзной дискуссии против Троцкого (81).
На Тамбовщине антоновцы успешно громили войска внутренней охраны. В других местах, наоборот, советские войска жестоко подавляли плохо вооруженные бунты. Комиссар вооруженных сил Евстра-товско-Богучарского района Воронежской губернии Воднев 6 декабря докладывал командующему 2-й особой армии о скорой ликвидации восстания в южной части губернии. Он особо обращал внимание, что это восстание по своим формам не имеет «ничего общего» с восстаниями 1918—1919 годов. Тогда бунтовало мужское население, начинавшее с разгрома Советов и избиения совработников. Здесь же «участие в мятеже принимает все население, начиная от стариков и заканчивая женщинами и детьми. Советы не разгоняются, а привлекаются на сторону восставших» и даже восстанавливаются в случаях, когда совработники бежали. Портреты вождей Ленина и Троцкого вместе с красными флагами везде сохраняются. Самый популярный лозунг: «Против грабежей и голода». Отмечались случаи участия в мятеже не только отдельных коммунистов, но и целых партийных организаций. В докладе комиссара Воднева приведены факты о том, что восстание идет из самой глубины деревни, чуждое всякому влиянию кулачества, духовенства и офицерства. Более того, отмечалось много случаев, когда священники укрывали от повстанцев красноармейцев и даже комиссаров в своих домах. Явно поражало то, что, «в противовес бунтам в центральных губерниях в прошлом, здесь бросается в глаза та тупая решимость повстанцев, с которой они принимают смерть в боях с войсками. Каждый из них предпочитает смерть плену (уничтожение более трехсот человек в Кринич-ной), были также случаи, когда тяжелораненые брались за оружие для того, чтобы вынудить красноармейцев добить их» (82). Истинную причину мятежа так и не удалось установить, поскольку за время боев не удалось взять почти ни одного пленного из лагеря восставших. Однако комиссар пишет, что с уверенностью можно предположить, что причины эти кроются прежде всего в продовольственной политике и методах ее проведения местными властями (83).
Можно проследить, как в течение гражданской войны большевики последовательно истребляли свою социальную базу в деревне. Если в 1918 году происходили восстания действительно зажиточного крестьянства, «кулацкие» мятежи, то в начале 1919 года к ним активно подключаются и середняцкие слои. В 1920 году с поправкой на то, что деревня в Европейской России уже почти поголовно обнищала,
138

МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЕЙ И РЕАКЦИЕЙ — КРЕСТЬЯНСТВО В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
можно сказать, что в повстанческое движение широко вливается бедняцкое население. А к концу года, как очевидно из приведенного документа, против власти начинают действовать и деревенские коммунисты. Произошел полный распад большевизма на селе: на одной стороне все крестьянство, включая коммунистов, с другой стороны — государственный аппарат насилия в виде карательных отрядов, агентов Наркомпрода, ЧК и тому подобное. Государственная власть в деревне к началу 1921 года приобрела карательный, экспедиционный характер.
Степень обнищания и безысходности не всегда прямо пропорциональны силе социального взрыва. Окончательный удар политике военного коммунизма суждено было нанести не отчаявшемуся и готовому с голыми руками идти на пулеметы крестьянству России, а еще сравнительно зажиточному и сытому сибирскому мужику. Частичные выступления против большевиков в Сибири начались летом 1920 года, после введения там продразверстки, но они либо сами улеглись, либо были строго подавлены при участии самих же крестьян. Наиболее злостные мятежники были загнаны далеко в тайгу. Обманутое временным затишьем сибирское руководство всю осень наращивало нажим и увеличивало выкачку хлеба. 4 декабря постановлением Сибирского ревкома по всей Сибири, за исключением прифронтовой полосы, было снято военное положение. Но к концу января ситуация стала радикально противоположной. 1 февраля 1921 года предсиб-ревкома Смирнов телеграфировал в Москву, что «крестьяне-коммунисты Алтая ненадежны, а местами открыто выступают против разверстки». Во главе начавшегося восстания стоял крестьянский союз, и Смирнов полагал, что «крестьяне-коммунисты могут с ним соединиться» (84). Он не ошибся, сибирские крестьяне — коммунисты и некоммунисты, бывшие партизаны, сохранившие оружие, объединились в могучее повстанческое движение, превосходившее по численности все советские войска в Сибири, и надежно перекрыли источники сибирского хлеба. О напряженности борьбы за Уралом говорит тот факт, что в боях с повстанцами или просто в результате партизанского террора погибло около 30.000 партийных и советских работников Сибири (85).
Как писал А. Слепков, вспоминая ситуацию конца 1920 — начала 1921 года: «Деревня глядела на город уже не столько двуликим Янусом, одно лицо которого выражало расположение пролетарскому городу, а другое — кулацкую ненависть. У деревни появилось общее выражение, которое отнюдь не было выражением готовности идти за пролетарским городом при всяких условиях» (86). Слепков, как верный
139

ГЛАВА III__
140
бухаринец, комкал и путал фразы, когда речь заходила о «диктатуре пролетариата». Выражение лица деревни к тому времени было выражением чистой вражды. Физическим воплощением этого общего враждебного отношения деревни к диктатуре большевиков стал Кронштадтский мятеж, чья идеология носила ярко Выраженный крестьянский отпечаток и где общим фронтом выступили беспартийные матросы и солдаты вместе практически со всей коммунистической партийной организацией крепости. В мятеже проявились те болезненные процессы в Красной армии, которые начались в ней давно, с мобилизацией в ее ряды больших масс крестьянства. Красная армия страдала противоречиями, будучи на 95% из крестьян, она вто же время была призвана защищать режим, проводящий антикрестьянскую политику. Это подрывало ее боеспособность и выплескивалось в неоднократные мятежи и волнения красноармейских частей в Гомеле, Красной Горке, Верном, Нижнем Новгороде и других местах. К началу 1921 года настроения в армии слились в единое целое с настроениями крестьянского населения России. На какое-то время армия была потеряна для большевиков, и в этот период колоссальное значение в сохранении большевистской власти приобрели краснокомандирские курсы й давно державшиеся наготове коммунистические отряды особого назначения. Именно благодаря им да невскрывшемуся льду Финского залива так скоро пал Кронштадт.
ПРИМЕЧАНИЯ v <
1. Знамя труда. 1918. 20 апреля.
2. Архив Русской революции. Т. И. М., 1991. С. 87.
3. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 65. Д. 65. Л. 24 об.
4. Там же. Л. 25.
5. Там же. Л. 28.
6. Там же. Л. 19.
7. Там же. Оп. 5. Д. 35. Л. 7.
8. Там же. Д. 216. Л. 51.
9. Там же. Ф. 2. OIL 1. Д. 11782. Л. 3.
10. Там же. Д. 35. Л. 62.
И. Там же. Ф. 4. Оп. 2. Д. 374. Л. 135.
12. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 11900. Л. 31.
13. Там же. Ф. 17. Оп. 84. Д. 29. Л. 6.
14. Там же. Д. 28. Л. 7.
15. Там же. Оп. 65. Д. 453. Л. 169 об.
16. Там же. Л. 173 об.
17. Там же. Оп. 84. Д. 26. Л. 2.
18. Там же. Д. 139. Л. 67.

_МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЕЙ И РЕАКЦИЕЙ — КРЕСТЬЯНСТВО В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
141
19. Архив Русской революции. Т. 11. М., 1991. С. 131.
20. Там же.
21. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 28. Л. 21.
22. Там же. Оп. 65. Д. 4. Л. 35.
23. Там же.
24. Там же. Д. 52. Л. 30 об.
25. Там же. Д. 7. Л. 157.
26. Там же. Д. 52. Л. 30 об.
27. Там же. Оп. 5. Д. 209. Л. 164 об. (Протокол Мстиславского уездного собрания волостных руководителей по работе в деревне. Смоленская губерния, январь 1920 г.)
28. Там же. Оп. 84. Д. 7. Л. 15 об.
29. Там же. Д. 93. Л. (Из сводки №66 для членов ЦК. Информационный отдел ЦК КП(б)У, 8 июля 1920 г.)
30. Там же. Оп. 65. Д. 65. Л. 25.
31. Там же. Оп. 112. Д. 64. Л. 96.
32. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 11782. Л. 9.
33. Там же. Ф. 17. Оп. 84. Д. 93. Л. 62.
34. Там же. Оп. 60. Д. 9. Л. 39.
35. Там же. Оп. 66. Д. 84. Л. 84.
36. Там же. Ф. 5. On. 1. Д. 2615. Л. 9 об.
37. Там же. Л. 10.
38. Там же. Л. 16.
39. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 10493. Л. 1—3.
40. Преображенский Е. Экономика и политика сибирской контрреволюции // Правда. Еженедельное приложение. 1919. №2. 2 февраля.
41. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 12. Д. 497. (Протоколы 2 Сибирского областного совещания РКП(б). 31 июля — 4 августа 1920 г.)
42. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 11735. Л. 4 об.
43. Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 453. Л. 89 об.
44. Там же. Л. 86 об.
45. Там же. Л. 114 об.
46. Там же. Д. 52. Л. 75. (Доклад о деятельности Крестецкого уездного комитета РКП(б). 2 июля 1919 г.)
47. Там же. Д. 453. Л. И.
48. Там же. Д. 168. Л. 9.
49. Там же. Д. 453. Л. 72.
50. Зубов П. (Анненский). Годы борьбы // 3 */2 года Советской власти в Тверской губернии. Тверь, 1921. С. 12.
51. РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 10. Л. 7.
52. Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 453. Л. 108 об.
53. Там же. Оп. 11. Д. 7. Л. 13.
54. Там же. Оп. 84. Д. 139. Л. 29.
55. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 15573. Л. 1.
56. Там же. Ф. 17. Оп. 12. Д. 519. Л. 7 об.
57. Там же. Л. 8.

ГЛАВА Ш_
142
58. Там же. Д. 380. Л. 145 об.
59. Там же. Л. 201.
60. Там же. Д. 466. Л. 6.
61. Там же. Д. 76. Л. 45.
62. Там же. Л. 123.
63. Там же. Л. 51, 55.
64. Там же. Л. 132.
65. Там же. Л. 151.
66. Там же. Д. 80. Л. 6.
67. Там же. Оп. 84. Д. 138. Л. 17.
68. Там же. Оп. 33. Д. 30. Л. 112 об.
69. Там же. Л. 78.
70. Вестник агитации и пропаганды. 1921. №11-12. С. 9—15.
71. Третий Всероссийский съезд РКСМ. Стенографический отчет. М, Л., 1926. С. 325.
72. Известия Народного комиссариата по продовольствию. 1920. №1-2. С. 36—37.
73. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 65. Д. 140. Л. 18.
74. Там же. Д. 453. Л. 113.
75. Там же. Оп. 12. д. 79. Л. 108.
76. Там же. Оп. 84. Д. 138. Л. 20.
77. Там же. Ф. 5. On. 1. Д. 2618. Л. 15 об.
78. Стенографические отчеты заседаний Московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов с 6 марта по 14 декабря 1920 г. М.,
1921. С. 273.
79. Там же. С. 230.
80. Там же. С. 243.
81. РЦХИДНИ. Ф. 5. On. 1. Д. 2618. Л. 24.
82. Там же. Ф. 17. Оп. 84. Д. 187. Л. 1—2.
83. Там же.
84. Там же. Ф. 2, On. 1. Д. 17054. Л. 1.
85. Там же. Ф. 17. Оп. 84. Д. 200. Л. 18. (Письмо члена Сиббюро ЦК РКП(б) В. М. Косарева Е. Ярославскому, 21 марта 1921 г.)
86. Слепков А. Кронштадтский мятеж. М., Л., 1928. С. 13.

глава iv
РПБОЧИЙ класс
и "диктатура пролетариата
'' ^ш ежду капиталистическим и коммунистическим обществом
' лежит период революционного превращения первого во второе. Ему соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата»,— так указывал Маркс приходящему поколению революционеров в своей «Критике Готской программы». Термином «диктатура пролетариата» был некогда определен выдающийся период русской истории, открытый Октябрьской революцией. Это был чрезвычайно сложный период, где сконцентрировались все испытания и тяготы, которые только могут выпасть на долю нового поколения. Была война, была интервенция, экономическая разруха, голод, болезни, восстания и террор. В стране одна часть ее граждан подверглась беспощадному подавлению и истреблению со стороны другой ее части. Словом, была диктатура со всеми ее атрибутами и это несомненно. Однако русский пролетариат доныне хранит загадку своего участия в революции. Кем он оказался в ней, гегемоном, диктатором или просто человеческим материалом в замесе нового общества? Факты противоречивы. Благодаря советской историографии хорошо известны примеры участия рабочего класса России в революции, его роль в строительстве и защите Советского государства. Известна, но гораздо менее изучена другая сторона его активного участия в событиях октябрьского переворота и гражданской войны, от которой походя отмахивались, легко списывали на мелкобуржуазное влияние, сохранение пережитков прошлого и т. п. Давно существует необходимость уравнять в правах на внимание историков обе эти стороны жизнедеятельности рабочего класса в первые годы Советской власти. Хотя бы для того, чтобы убедиться, верны ли применительно к тому времени все слова в словосочетании «диктатура пролетариата».
Уже сам ход октябрьских событий дает неоднозначные примеры. Была рабочая Красная гвардия, которая ходила занимать почту, теле
143

ГЛАВА ГУ
граф и вокзалы, но был и Викжель, исполнительный комитет Всероссийского профсоюза железнодорожников, который в первые дни после переворота отказал в доверии большевикам, требуя создания «однородного социалистического правительства». И в дальнейшем, несмотря на все усилия большевиков, железнодорожники оставались беспокойным, неудобным для новой власти отрядом рабочего класса, нередко оказываясь в первых рядах контрреволюции, забастовок и саботажа. И в этом плане они представляли собой полную противоположность революционной роли железнодорожников в годы первой российской революции.
После большевистского переворота последние недели 1917 года были отмечены резким усилением продовольственного кризиса, разгромом винных погребов, обилием пьяных на улицах, стрельбой и распространением грабежей. В результате среди той части столичного пролетариата, которая в октябре довольно пассивно наблюдала за суетой вокруг Смольного и беготней вооруженных отрядов по Дворцовой площади, стало расти возбуждение и усиливаться эсеро-меныпевист-ские настроения. Глубокий раскол среди промышленного пролетариата Петрограда и Москвы показали события 5 января 1918 года. Вооруженные отряды рабочей Красной гвардии стреляли в уличные манифестации рабочих, выступивших в защиту Учредительного собрания.
В Москве, б января, на заседании исполнительного комитета Московского Совета представители партии меньшевиков негодовали: демонстрации в начале декабря, когда большевики чувствовали за собой силу, прошли беспрепятственно. Демонстрация же 5 января «подверглась самому дикому расстрелу, хотя жертвами падали не какие-нибудь "буржуи", а самые настоящие рабочие, представители подлинной демократии и социалисты» (1). По убеждению меньшевиков, это доказывало, что большевики боялись участия в демонстрации именно рабочих. Они знали, что в рабочих массах происходит перелом настроения, и, для того чтобы предупредить выход рабочих на улицу, были использованы все средства. Любопытная особенность нашла отражение в выступлении представителя завода «Феррейн» в пригороде Москвы. Он утверждал, что мужчины на предприятии «почти все меньшевики и эсеры, которые не подчиняются власти, а за большевиками идут женщины» (2).
Накануне 5 января все газеты оппозиции в Москве были закрыты. Заводские комитеты ряда предприятий угрожали увольнением тем, кто осмелится пойти на демонстрацию. В других случаях красногвардейцы силой не выпускали рабочих на демонстрацию, отбирали знамена. В манифестантов зачастую стреляли без предупреждения,
144

__РАБОЧИЙ КЛАСС И «ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
145
причем «стреляли и особенную ретивость проявляли именно красногвардейцы. Патрульные солдаты вели себя гораздо сдержаннее» (3).
В этот период часть рабочего класса еще могла считаться опорой власти большевиков, но разрушительные процессы, особенно быстро прогрессировавшие в первые месяцы 1918 года, к весне привели к изменениям и в этой обласканной и привилегированной прослойке рабочих. Начало широкомасштабной гражданской войны в России непосредственным образом связано с ростом недовольства среди рабочих режимом большевиков. Революционная ломка старого государственного аппарата и контрреволюционный сепаратизм регионов разорвали единый экономический организм бывшей империи, что в первую очередь тяжело отразилось на зависимых от привозного сырья и продовольствия центральных и северных губерниях страны. При общем достатке хлеба в России к маю 1918 года в промышленных центрах стали испытывать острейший продовольственный кризис, настоящий голод со смертельными исходами. Не было ни недели в апреле и мае, чтобы Зиновьев из Смольного не посылал в Москву телеграммы, как правило составленной в истеричном тоне, которая сообщала об отчаянном положении Петрограда: «Пришлите из Москвы хоть что-нибудь!»
В апреле и мае 1918 года в Петрограде и других городах среди рабочих стало активно развиваться известное движение по созданию «Чрезвычайных собраний уполномоченных фабрик и заводов». Эти новые «собрания», по замыслу руководивших движением меньшевиков и правых эсеров, должны были явиться возрождением чисто классовых пролетарских организаций вместо утративших свой классовый характер и превратившихся в простые органы местного управления болыпевизированных Советов. Собрания должны были проводить независимые от власти взгляды по всем насущным вопросам, начиная от продовольствия, печати, Красной армии и заканчивая Учредительным собранием.
Симптоматичные события развивались в Верхнем Поволжье. 29 апреля в Рыбинске все хвосты, стоявшие у продовольственных лавок, снялись с места и запрудили площадь и улицы перед местным Советом. Членов исполкома, проходивших в здание, избивали, 40 красноармейцев вызванной караульной команды были обезоружены. Пришлось вызвать целую роту, началась стрельба, были раненые и убитые (4). Подобные сцены происходили неоднократно во многих российских городах. 20 мая в Нижнем Новгороде начались волнения на почве уменьшения хлебного пайка. Сценарий все тот же, писала газета «Знамя труда»: женщины, толпа, избиение совработников,

ГЛАВА ГУ_
146
войска, выстрелы в воздух, военное положение... (5). В Костроме 23 мая в два часа прекратили работу все фабрики, и вечером во дворе дворянского собрания сошлось около 5 тысяч человек. Обсуждали вопросы об Учредительном собрании, о свободе хлебной торговли и другие. Большевистским ораторам выступать не дали. После бурных прений была принята резолюция о возбуждении перед Совнаркомом вопроса о разрешении свободной торговли под контролем общенародной небольшевистской власти (6). Настроение в городе повышенное, особенно в связи с известиями о тревожном настроении в Рыбинске и Ярославле,— сообщал костромской корреспондент (7). Это было не совсем точно. На улицах города Ярославля уже развернулись настоящие бои между частями Красной армии и еще не расформированной рабочей Красной гвардией (8). Не только в Ярославле, но и в других городах бывшая верная опора большевиков разворачивала свои штыки против новой власти.
Выступление чехословацкого корпуса и образование фронта боевых действий в Поволжье было самым активным образом поддержано рабочими Поволжья и Урала. В известном докладе председатель Высшей военной инспекции Подвойский писал, что «рабочие за редким исключением враждебно настроены по отношению к Советской власти. Но нет сомнения в том, что значительная часть их относится к переживаемому нами моменту совершенно пассивно. Безработные демобилизованных заводов чаще всего враждебны нам, некоторая часть рабочих трубочного и патронного заводов в Самаре пошла в казаки» (9). Отмечалось, что особенно непримиримо настроены железнодорожники, чьи действия переходят в прямое сопротивление и саботаж распоряжений большевистской власти (10). Судьба российского золотого запаса, захваченного чехами в Казани, была в немалой степени определена саботажем железнодорожников при эвакуации грузов из районов боевых действий.
Для российских коммунистов самым неожиданным образом стала очевидной коварная диалектика «цепей пролетариата». В принципе верное умозаключение Маркса о том, что пролетариат не имеет ничего, кроме своих «цепей», на деле оказалось весьма двусмысленным. Отсутствие значительной собственности у рабочих, их организованность, относительная грамотность и слабая привязанность к интересам буржуазного строя действительно превращали рабочих в наиболее революционный класс капиталистического общества. Поэтому марксистская идея использовать силу промышленного пролетариата для свержения власти буржуазии возникла не на пустом месте. Но цепи не только приковывали пролетария к машине капиталистической

_РАБОЧИЙ КЛАСС И шДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
147
эксплуатации, они связывали его с системой общественного воспроизводства, в том числе воспроизводства его собственной жизни. Эти цепи, эта единственная собственность пролетариата служили ему единственным источником существования, и, подпилив их, социальные революционеры в один момент лишили рабочих своего куска хлеба. Разорвавшись, цепь одним концом смертельно ранила буржуазию, другим — больно ударила по рабочему классу. Идея освобождения рабочего класса превратилась в свою противоположность — жуткую действительность голодного существования, зависимость от случайных, скудных источников пропитания.
В годы гражданской войны симпатии и настроения рабочих самым непосредственным образом были связаны с их продовольственным снабжением, и поскольку отношения большевистской власти с крестьянством никак не клеились, то это и определяло устойчивое отрицательное отношение рабочих к большевикам. Всероссийский «агитатор» М. И. Калинин, как его называл Троцкий, находясь в бесконечных поездках по Советской республике, мог составить точную картину о настроениях населения в разных регионах страны. И он на заседании ВЦИК 23 октября 1919 года поделился своими впечатлениями с аудиторией. Он определенно указал, что чем ближе продвигаешься к центру от окраин, тем становятся заметнее антикоммунистические и антисоветские настроения. Калинин подчеркнул, что самое контрреволюционное настроение в Советской республике господствует в ее столицах и тех местностях, куда массами бежали столичные рабочие, спасаясь от голода (11).
Особенно много таковых скопилось в Смоленской губернии, что дало о себе знать на выборах в горсовет в начале 1920 года. Рабочие на фабриках не давали говорить коммунистам, представители коммунистов прошли в Совет за редким исключением, только за счет голосов красноармейцев. Рабочие почти всех предприятий отдали свои голоса меньшевикам и беспартийным (12). В Петрограде среди рабочих шли разговоры, что пускай у власти кто угодно стоит, а нам хлеба дай (13). Известный партийный оппозиционер Г. И. Мясников, одно время по решению Оргбюро ЦК отправленный в Петроград для исправления своих уклонов, писал: «Петроград далеко не такой парадно-красный, забастовки, итальянки возникали по любому поводу. Во всех них винили меньшевиков и эсеров, их арестовывали, но забастовки не прекращались и, наоборот, все более обострялись, а меньшевики и эсеры, благодаря гонениям, превращались в героев, и вскоре за них восставали всем заводом, восставали горой. А коммунисты в глазах масс превращались в комищеек. Меньшевики и эсеры могли критиковать

ГЛАВА ГУ___
порядки, говорить доступную уму каждого рабочего правду, а коммунисты говорили о возвышенных материях, о будущем земном рае. Коммунист был обязан говорить, что все хорошо» (14).
Деятельность меньшевиков и эсеров среди рабочих нередко, особенно в 1918 — 1919 годах, переводила возмущение рабочих в политическое русло. Сильнейшая волна забастовок на крупнейших предприятиях потрясла Петроград в 1919 году, накануне VIII съезда РКП (б). 10 марта под руководством левых эсеров десятитысячный коллектив Путиловского завода единогласно принял обширную резолюцию, направленную против «диктатуры ЦК партии большевиков», в которой заявлялось об измене большевиков заветам Октябрьской революции и предательстве интересов рабочих и крестьян России. Выражался протест против террора, навязанного большевиками трудящимся Советской России, против преследований партии левых эсеров, крепостного прикрепления рабочих к фабрикам, против разоружения и вывода революционных моряков и красноармейцев из Петрограда. Выдвигались требования передачи всей власти свободно избранным Советам, уничтожения чрезвычаек, отмены казней и пыток, свободы слова, печати, собраний, всеобщего вооружения народа и т. п. (15).
В течение недели почин путиловцев поддержали коллективы других предприятий Петрограда, начались невиданные по масштабу репрессии против взбунтовавшихся рабочих. На территорию предприятий вводились броневики, подразделения чекистов и курсантов, отряды, сформированные из латышей и китайцев. Ими были расстреляны общие собрания завода «Треугольник» и Рождественского трамвайного парка, количество арестованных рабочих исчислялось сотнями. На самом Путиловском заводе было арестовано 65 человек, в основном из левых эсеров, которые сгинули где-то в казематах чрезвычайки (16).
Левые эсеры предпринимали усилия к тому, чтобы придать забастовкам в Питере всероссийский характер. В Москве им удалось организовать собрание более 4000 рабочих и служащих Александровских железнодорожных мастерских, которые 19 марта вынесли антибольшевистскую резолюцию с призывом к матросам и красноармейцам спасать питерских рабочих (17).
Здесь любопытно взглянуть, каким образом были ликвидированы волнения рабочих Александровских мастерских. Об этом можно получить сведения, заглянув в протокол заседания коллегии НКПС от 31 марта под предводительством Л. Б. Красина. В повестке заседания только один вопрос: о закрытии Александровских мастерских. (Слушание проекта, согласованного со Всероссийским ПРОИЗВОДСТВА

_РАБОЧИЙ КЛАСС И «ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
149
венным железнодорожным союзом, Центральной нормировочной комиссией и политическим отделом НКПС.) Постановление по означенному вопросу гласило: ввиду слабой производительности труда мастерские закрыть, мастеровых и служащих рассчитать, Далее следует иезуитская формулировка: «Открытие мастерских произвести в зависимости от условий, дающих возможность рассчитывать на, то, что мастерские будут работать должным образом»причем новый набор рабочих и служащих должен быть произведен через ^профсоюзные ОрГаНЫ (18). г :г::< ...;;.,-.;;{ ■} { \ ' .".-;;^г--т
Приведенный документ представляет интерес потому, что в нем отражена типичная схема утишения рабочих выступлений, выработанная и применявшаяся большевистской властью в тех случаях, когда притязания рабочих к i своей диктатуре становилось уж слишком непомерными: арест чекой особенно горластых^ закрытие, расчет, затем новый набор с просеиванием кандидатур через сито профорганов, которые в таких случаях любезно принимали на себя полицейские
ФУНКЦИИ. & -.!■., ,фм Л :V.VvA О::.
/ /С разгаром гражданской войны в требованиях рабочих все чаще встречались призывы прекратить бойню гражданской войны. Железнодорожники выносили резолюции с требованием немедленно прекратить военные действия и заключить мир с Колчаком (19). На предприятиях Тверской мануфактуры главное требование забастовщиков в июне 1919 года заключалось уже не в продовольствии и свободных выборах в Советы, а в прекращений войны (20). Тот обыватель, что по-пугливее, делился такими своими впечатлениями из Твери\ во время этих > событий: «Народ очень взволнован» требует чего и не ^следует; 2) фунта хлеба, 1 фунт масла» 1 фунт леденцу, долой войну, долой Совет, а что нужно, не говорят: или Николая, или Учредиловку, но Колчака не нужно» (21). г i г » м
пфВ самой Москве, в период активного наступления деникинской армии, 9 июля 1919 года, в > день публикации обращения ЦК, написанного Лениным: «Все на борьбу с Деникиным!» — по сведениям из^частных писем, в Сокольниках рабочие ходили с белыми флагами шлозунгами: «Долой кровавую бойню, дайте хлеба!»; «Да здравствует Учредительное собрание!» (22). В эти же дни рабочие московской Прохоровской мануфактуры отказались подчиниться мобилизации в? Красную армию и устроили демонстрацию с белыми флагами (23). от/ Помимо многочисленных свидетельств \ о пассивном или забаст товочном сопротивлении диктатуре большевиков история сохранила факты активной вооруженной борьбы рабочих с коммунистической властью. Не только такие широко известные примеры Ижевской

ГЛАВА ГУ___
и Боткинской добровольческих рабочих бригад, образцово сражавшихся на стороне Колчака, но и другие менее известные эпизоды. Так, по сведениям Раковского, рабочие знаменитого завода «Арсенал» вместе с рабочими других киевских заводов принимали участие в боях против советских войск при попытке занятия Киева Красной армией 15 октября 1919 года. Киевский губернатор, генерал Драго-миров, лично раздавал Георгиевские кресты рабочим, отличившимся в обороне (24).
Любопытен вопрос об участии территориальных подразделений Всевобуча (Всеобщего военного обучения трудящихся Советской России), подхвативших эстафету у Красной гвардии, в локальных мятежах против коммунистического режима. Об участии рабочих из Всевобуча в чапанном восстании поволжских крестьян упоминал в известном докладе Смидович. Он предлагал всю организацию Всевобуча и имеющееся у него оружие поставить под контроль комячеек, а в тех местах, где их нет, отложить организацию военного обучения до лучших времен (25). Территориальный полк Всевобуча принимал участие в восстании в Казанской губернии в феврале 1920 года, наряду с офицерами, бывшими помещиками и дезертирами (26).
В течение войны у большевиков при мобилизациях рабочих в Красную армию возникало не меньше проблем, чем при мобилизации крестьян. Рабочие были организованы в профессиональные союзы и имели возможность оказывать сплоченное сопротивление требованиям властей. Уполномоченные ЦК РКЩб) и ВЦИК, направленные в мае 1919 года по всем губерниям для проведения мобилизаций, отмечали, что были случаи отказа целых профессиональных союзов дать хотя бы одного человека (27). Кроме этого, с большевиками разыгрывали шутку коренные особенности развития российской промышленности, где рабочие сохраняли тесную связь с деревней и нередко имели крестьянские наделы. 19 мая на заседании Оргбюро ЦК профессионалист Рязанов сокрушался, что распоряжение РВСР о мобилизации только одних рабочих (согласно Декрету СНК, опубликованному 11 апреля) повлекло за собой массовый переход рабочих в крестьянство, поэтому процент мобилизованных крайне ничтожен. К слову, тут же им было добавлено, что и мобилизация крестьян-добровольцев тоже ничего не дает (28).
Несмотря на ограничения, прямое давление и обычные подтасовки, которыми большевистские парткомы обставляли выборы в рабочие Советы, перевес оппозиции на выборах порой оказывался настолько подавляющим, что в таких важных промышленных центрах, как Тула, Советы оставались меньшевистскими. Во время войны в Туле на воен
150

РАБОЧИЙ КЛАСС И «ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
ных заводах компартия не имела никакого влияния, там сложился крепкий меньшевистский центр. До перехода власти в руки Советов в Тульском горсовете у меньшевиков и эсеров было лишь незначительное большинство в несколько голосов, но, как докладывал в ЦК Н. Копылов, один из известных тульских комработников, в начале 1918 года «после перехода власти к Совету начинается крутой перелом в настроении рабочих. Большевистские депутаты начинают отзываться один за другим, и вскоре общее положение приняло довольно безотрадный вид... Пришлось приостановить перевыборы и даже пойти по пути непризнания перевыборов, где они состоялись не в нашу пользу»,— признается Копылов (29). В процессе сокращения военного производства и увольнения пришлого, неквалифицированного элемента «на заводах создалось прочное кулацко-контрреволюционное ядро»,— так характеризует Копылов кадровую, высококвалифицированную прослойку тульских металлистов-оружейников. В рабочих кварталах с каждым днем крепло контрреволюционное настроение (30).
С 1919 по 1920 год меньшевики получали надежное большинство в Тульском горсовете и от имени рабочих, избирателей выступали против диктатуры большевиков, в поддержку бастующих тульских рабочих. При всей важности тульских оружейных заводов, в годы войны забастовки там происходили ничуть не реже, чем в любом другом промышленном центре. Например, в апреле 1919 года тульские рабочие провели итальянскую забастовку. Хотя в требованиях забастовщиков звучали традиционные экономические мотивы, Оргбюро ЦК, рассматривавшее вопрос, признало, что «основа забастовки политическая» (31). Предложение председателя ВЦСПС Томского о решении вопроса в духе примирения и некоторых уступок рабочим было отклонено членами Оргбюро, поскольку, по их мнению, это не давало «никаких гарантий, что забастовка будет прекращена». Постановили действовать жестко и решительно. Дзержинский телеграфировал тульским чекистам: «Будьте решительны до конца, не входите ни в какие
соглашения» (32).
Забастовка была подавлена путем ареста 290 человек и распределения продовольствия. 10 апреля, после угрозы увольнения всех не вышедших на работу, оружейники частично приступили к станкам. Ровно через год в сводке о партийной работе Тульского губкома РКП(б) вновь встречаем информацию о том, что недавно на оруж-патронных заводах происходили забастовки в ряде мастерских. «Причина забастовок — продовольственные затруднения и работа меньшевиков» (33). Кстати, забавно, что в докладе правительству от одной санитарной комиссии в 1920 году отмечалось: «В Советской рес-
151

ГЛАВА ГУ______
152
публике, быть может, нет ни одного столь преступно загаженного города, как город Тула...»
Главным требованием бастовавших из-за отсутствия продоволь^ ствия повсеместно являлось требование снятия заградительных отрядов, которые осуществляли контроль за исполнением важнейшей составной части большевистской политики военного коммунизма — государственной монополии на основные продукты питания.
Продовольственная диктатура явилась неотъемлемой составной частью большевистской диктатуры, и борьбу рабочих против системы продовольственной диктатуры будет правомерно рассматривать в контексте их оппозиции большевистской диктатуре вообще.
Отсутствие продовольствия являлось главным источником напряженности в известном текстильном центре России Иваново-Вознесенском районе. Несмотря на запас мануфактуры, уже гниющей на национализированных складах, ткачи с 1918 года испытывали хронический продовольственный кризис. Поэтому, например, развитие ситуации в Иваново-Вознесенском районе в 1920 году представляет собой картину практически не прекращающихся рабочих волнений.
В начале января рабочие Шуи, Вычуги, Родников и других фабрик бросили работу с требованием снятия заградительных отрядов (34). 17 февраля на заседании бюро губкома партии отмечалось, что продовольственный вопрос обострился до крайности (35). Там же 23 февраля поднимается вопрос о слухах относительно возможного выступления рабочих Иваново-Вознесенска, Середы и Вычуги (36). В тот же день на пленуме горкома заслушивается информация о собраниях рабочих, где выступают против Советской власти, о том, что на фабриках усиленно массируются слухи о готовящемся выступлении рабочих 25 февраля. Отмечается повышенное, злобное настроение рабочих, которые заявляют: «Если взяли власть, то дайте хлеба, а если не можете, то убирайтесь к черту и уступите место другим», На фабрике Куваева в Рылихском районе представитель солдат на тайном совещании рабочих заверил, что солдаты стрелять не будут (37). 25 февраля на бюро губкома рассматривался вопрос об уже состоявшемся выступлении рабочих, которое приняло форму сходки на центральной площади города с участием приблизительно полутора тысяч человек (38). И т. д. и т. п. почти через каждый месяц. В телеграмме в ЦК РКП (б), отправленной из Иваново-Вознесенского губкома в мае 1920 года, говорилось, что в связи с продовольственными затруднениями повсюду на местах назревает атмосфера стачек, волнений, выходов на улицу, носивших пока не организованный характер, но грозящих вылиться в массовые стихийные протесты (39).

_РАБОЧИЙ КЛАСС И «ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
153
Самыми трудными в продовольственном отношении были летние месяцы, в преддверии нового урожая, и зимняя пора из-за своих снежных заносов на железных дорогах. 6 декабря 1919 года в адрес VII Всероссийского съезда Советов поступило отношение комитета московского отделения Всероссийского союза рабочих-металлистов, где говорилось: «В последнее время продовольственный кризис все более и более обостряется, рабочие массы все более сжимаются голодом. Сделанные летом и в начале осени запасы продуктов в большинстве случаев израсходованы, продовольственные учреждения ничего не дают своим потребителям. Рабочие обессиливают, теряют всякую физическую возможность работать у станков... На этой почве на целом ряде московских металлообрабатывающих заводов рабочие близки к открытому выступлению, всюду ими обсуждается продовольственный вопрос» (40). Делегация завода «Гаккенталь» заявила, что рабочие прекратили работу и требуют разрешения свободного провоза продуктов. Рабочие завода «Добров и Набхольц» также предупредили о возможности остановки работ, на Икшанском прово-лочно-гвоздильном заводе рабочие начали итальянку (41).
Формы голодного протеста на предприятиях не всегда ограничивались разного рода ходатайствами, резолюциями и забастовками. Свое требование открыть свободный обмен хлеба на изделия собственного производства рабочие иногда сопровождали решительными действиями. В январе 1920 года разразился сильный скандал в ВСНХ, нашедший отзвук и в Политбюро ЦК, в связи с событиями на мыловаренных заводах «Ралле и Брокар» в Москве. Рабочие взломали помещения складов и распределили между собой по 12 фунтов мыла и немного парфюмерии в счет зарплаты за январь. Таким образом, были самовольно изъяты сотни пудов мыла, причем ни заводоуправление, ни заводские комитеты не приняли никаких мер по предупреждению инцидента (42). В ответ на действия рабочих коллегия главка «Центрожир» постановила заводы закрыть, рабочих и служащих рассчитать, о действиях должностных лиц и фабзавкомов доложить в московскую ЧК для расследования.
Безусловно, прежде всего рабочим надо было как-то существовать, в те времена практически каждый горожанин что-то нес, что-то обменивал на вольном рынке, старое нажитое, новое наворованное. Размеры воровства достигли критического уровня, карательные органы зашли в тупик. С воровством и спекуляцией невозможно было справиться; несмотря на аресты и расстрелы, дела становились все крупнее. Проблема массового воровства не ограничивается только сферой криминалистики и уголовных расследований, с полным правом ее

ГЛАВА ГУ
можно рассматривать как сознательную форму социального протеста. Не всегда рабочие открыто взламывали склады, тащили и тихо, уносили тайком, но в размерах, превосходящих всякое разумение.
Из секретной сводки ВЧК за апрель 1920 года по Владимирской губернии узнаем, что здесь зарегистрированы случаи, когда рабочие от голода падают у станков в бессознательном состоянии (43). Далее из сводки отдела военной цензуры РВСР за тот же апрель выясняется, что рабочие в городе Гусь-Хрустальный решили тащить с фабрики все, что попадется под руку. Куски миткалевой ткани сотнями переправлялись в деревню и обменивались на хлеб и картофель. «В несколько дней фабрика превратилась в Хитров рынок». Поставленному контролю рабочие говорили: тащи сам и не говори про меня. На несколько воззваний власти рабочие отвечали: «Дай хлеб, не будем воровать». В один день толпа осадила здание продовольственного комитета с криками: «Дай хлеба, иначе растащим все!» Толпу разогнали вооруженные коммунисты, были аресты. Рабочие дали честное слово, что не будут воровать, и получили по 25 фунтов хлеба (44). Но это, как видно, оказалось ненадолго. На X партконференции РКП(б), уже в начале нэпа, кто-то вспоминал, что недавно в Гусь-Хрустальном рабочие на общем собрании решили, что не будут воровать, пока их делегаты ездят в Москву, и получилось, что за две недели, пока делегация вела переговоры, по:са рабочие не воровали, выпуск мануфактуры увеличился на 200%, Так и выяснилось, что воровали около 2/з всей продукции! (45). От владимирцев не отставали и другие. Из Перми весной 1920 года поступала информация, что в связи с катастрофическим продовольственным положением рабочие все, что возможно, тащат из складов и несут на толкучку и в деревню (46).
Система продовольственной диктатуры, очень озлоблявшая рабочих, была одним из главных, но не единственным элементом в общей системе военного коммунизма. Бегство голодных рабочих с предприятий, из городов в сельские районы дополняло невзгоды российской промышленности и ускоряло ее деградацию. В период мирной передышки начала 1920 года в плане восстановления народного хозяйства IX съездом компартии был утвержден принцип милитаризации промышленного труда. Это означало, что рабочие теряли остатки прав на свободу передвижения и выбора деятельности и прикреплялись к своему предприятию, подобно крепостным крестьянам при мануфактурах петровских времен. В условиях отсутствия централизованного государственного снабжения подобная мера усугубила бедственное положение рабочих, поскольку лишала их возможности самостоятельно добывать продовольствие мешочническими поездками в сель
154

РАБОЧИЙ КЛАСС И шДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
ские районы, в хлебные губернии. Ожесточение рабочих возросло, их протест стал принимать формы злостного вредительства и саботажа.
Из Перми в сентябре 1920 года информировали ЦК РКП(б) о ситуации на Мотовилихинском заводе, где прогрессировал развал: «Авторитет заводоуправления и нужная внутренняя организационная спайка отсутствует. Живая рабочая сила разлагается. Невыход на работу достигает 50%, пожары, хищения, умышленная порча паровозов, скрытый саботаж продолжаются» (47). На Кольчугинском медеобра-батывающем заводе Владимирской губернии, единственном предприятии в стране по отливке патронной латуни и пульного мельхиора, принудительное решение, основанное на милитаризации завода, об увеличении рабочего дня на 2 часа создало невероятную атмосферу, сообщала администрация завода. Были попытки поджечь склады предприятия, уничтожение которых грозило полной остановкой производства (48). Хороший подарок революционного пролетариата хищникам международного капитала был обнаружен в сентябре 1920 года в Петрограде. Там при выгрузке на склад трех вагонов со снарядами случайно выяснилось, что снаряды «снаряжены» песком, опилками и всякой дрянью (49).
Лаконичная и полномасштабная информация о настроении рабочих на местах содержалась в особых информационных сводках ВЧК, рассылавшихся высшему руководству в Москве. Так, например, в сводке за вторую половину августа 1920 года отмечены забастовки в Калуге, Московской, Владимирской, Нижегородской, Смоленской; Орловской, Курской, Тамбовской, Воронежской, Харьковской, Полтавской, Донецкой, Саратовской, Иркутской губерниях (50). Это есть заурядный список выступлений рабочих, в смысле количества перечисленного, который из недели в неделю видоизменялся только по наличию или отсутствию в нем некоторых губерний. Иной раз в Калуге все было относительно спокойно, зато в соседнем Брянске рабочая буза выходила из берегов.
Чтобы эта, благодатная и в реальной жизни переполненная эмоциями, тема не совсем засохла на бумаге, можно подробнее ознакомиться с отрывком хроники будней рабочих окраин Петрограда, запечатленной добросовестными летописцами из секретного отдела ВЧК в октябре 1920 года:
4 сентября. На 4-й государственной парусиновой фабрике рабочие не приступали к работе до 12 часов, требуя выдачи красноармейского
is г i-
пайка. После выдачи продуктов приступили к работе. *3>f f 9 сентября. На фабрике заготовления Государственных знаков й некоторые мастерские не вышли на сверхурочную работу. Рабочие
46-'
is*

требовали красноармейский паек и премиальную оплату. Производство стояло с 12 часов ночи до 8 утра, после объяснений председателя профсоюзного комитета работа возобновилась.
18 сентября. В главных мастерских Варшавской железной дороги 1500 человек прекратили работу, требуя освобождения арестованных левых эсеров. Организатор цеха тов.Межев был избит и изуродован, прибывшие тов. Зорин и Сергеев получили название провокаторов и были согнаны с трибуны. Только после вызова матросов рабочие разошлись по домам и 20-го принялись за работу.
20 сентября. Забастовка на 1-й государственной фабрике шерстяных изделий и писчебумажной фабрике "Коммунар".
21 сентября. Забастовка на заводе Речкина.
27 сентября. На Обуховском заводе вместо 4000 на работу вышло 200 человек, на заводе Речкина — 150 вместо 650, на Ижорском заводе 5565 человек просидели без работы до 4-х часов.
2 — 3 октября. Аресты наиболее активных участников забастовки
на Обуховском заводе.
4 октября. На Обуховском рабочие прекратили работу, потребовав немедленного освобождения арестованных.
5 октября. Завод объявлен закрытым, назначена перерегистрация всех рабочих и открыта запись для поступления вновь на службу.
Запись шла успешно.
6 октября. Работал весь завод. Незарегистрированных осталось 400—500 человек. В случае неявки они будут переданы в комдезертир. Производительность завода не пострадала.
5 октября. На заводе "Новый Арсенал" рабочие бросили работу из-за невыдачи хлеба в течение нескольких дней.
6 октября. На "Новом Арсенале" рабочие приступили к работе с условием, что 7-го им будет разрешено созвать общее собрание (51).
Скупая хроника одного месяца в одном городе, причем важно заметить, что в продовольственном отношении осень 1920 в городах Совдепии была самой благополучной в течение всей гражданской войны.
Рабочие массы, испытавшие на себе белогвардейские режимы, пережили такой же перелом в сознании, как и крестьянство, в конечном счете отшатнувшись от контрреволюции. Какой музыкой, наверное, звучали в кремлевских кабинетах такие короткие сообщения, как в августе 19-го из Уфимской губернии: «На Катавском заводе из 2000 рабочих осталось 60 человек, остальные ушли добивать Колчака» (52). В 1920 году, с исчезновением реальной политической альтернативы большевикам, исчезают в основном и политические мотивы продолжающихся рабочих выступлений, более акцентиро
156

_РАБОЧИЙ КЛАСС И ^ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
ванных теперь на экономических требованиях. В марте какой-то мирный обыватель из Самары писал: «На днях здесь бастуют печатники, и на казенном трубочном заводе предъявляют требования повышенной заработной платы, продуктов и все вместе просят свободной торговли. Бросают прокламации с призывом: "Долой коммунистов-бюрократов!" Сейчас на Советской улице разгоняли забастовщиков, кавалерия дала залп и нагайками начала крыть, как в старое время» (53).
Знаменательно, что в 20-м году наблюдаются некоторые новинки в приемах окрепшей власти по умиротворению рабочих выступлений. Теперь они заканчивались не только закрытием предприятия и массовым увольнением рабочих, но нередко отдачей подходящих возрастов в солдаты и отправкой остальных в концлагерь. Например, как докладывал в Москву председатель Екатеринославского губис-полкома: «В сентябре здешние рабочие выступили против формирования и посылки в деревню продотрядов. Особенно соглашательскую резолюцию вынесли рабочие трамвая. Мы решили принять курс железной политики не только по отношению к кулаку, но и к особенно зарвавшимся группам рабочих. С этой целью в качестве пробного шара... мы закрыли трамвай, рассчитали всех рабочих и служащих, часть из них отправили в концентрационный лагерь, часть на фронт (призывной возраст), а иных прямо в губчека. Это подействовало благотворно, и приток рабочих в продотряды усилился» (54). Подобные шары катали начальники и в других губерниях. Член РВС Западного фронта И. С. Уншлихт сообщил 21 февраля 21-го года о том, что забастовка на Нельской фабрике в Клинцах Смоленской губернии ликвидирована путем арестов и передачей военнообязанных уезд-военкому (55).
Антоновщина была наиболее ярким эпизодом в череде крестьянских восстаний против диктатуры большевиков, но в тамбовских событиях на стороне повстанцев принимали участие и рабочие немногочисленных предприятий, расположенных в этой крестьянской губернии. Некий товарищ Объедков, очевидно какой-то профессионалист-ский функционер, писал в сентябре 1920 года в ЦК союза текстильщиков, что здесь как крестьяне, так и рабочие абсолютно контрреволюционно настроены, а поэтому первое восстание Антонов сделал *, ч> на станции и селе Сампур, где крестьяне и рабочие, конечно, примк-
!1? нули к банде (56). Г%; В районе антоновского восстания находилось местечко Рассказово, ^; промышленный центр, где было сосредоточено большинство суконных фабрик, кожевенный, а главное — винокуренный заводы. В Рассказове насчитывалось около 250 коммунистов, но когда поступили известия

ГЛАВА ГУ__
158
о приближении банды, их осталось человек 80—100. «Наша надежда была в том, что рабочие охотно пойдут на защиту своих предприятий, но вышло наоборот,— писал Объедков,— когда я стал призывать товарищей рабочих на охрану фабрики, последние абсолютно не отозвались. Геройски показали себе служащие Арженской фабрики — все, как один, пошли на охрану, не считаясь со временем» (57).
Как видно, товарищ Объедков был далеко не в восторге от поведения рабочих в зоне антоновского мятежа и не склонен к комплиментам в адрес гегемона революции и самого прогрессивного класса в обществе. В период революции и гражданской войны русский пролетариат, как и другие социальные группы, отнюдь не являлся монолитом и откровенно демонстрировал истории свою неоднозначную, противоречивую физиономию. Комиссар, шагавший в рост под пулеметным огнем,— это рабочий, и мешочник, скрючившийся в углу теплушки, давно забывший дорогу к станку,— это тоже рабочий. Продотрядовец, горячо убеждающий на митинге крестьян помочь голодающему городу,— это рабочий, и разъяренный забастовщик, устремившийся во главе толпы громить советский исполком,— это тоже рабочий. Много подобных лиц открыла у русского рабочего революция, и невозможно сказать, какое из них настоящее, природное. Главное, что все они принадлежат одной и той же голове.
Техническая интеллигенция, давно знакомая с русским заводским людом и с лучшей и с дурной стороны, была очень далека от его идеализации. Выдающийся ученый-металлург В.Е.ГрумТржимайло с грустной иронией отзывался о рабочих в годы революции. В 1924 году он писал, что заводской народ отвык от работы, самым понятным и близким ему было: «Грабь награбленное!» Хотя все заборы пестрели лозунгами, что «Труд победит все», «фактически заводской люд все еще старается слодырничать, изловчиться и получить средства к жизни не за работу, а за лодырничество» (58).
После Пугачева, в натуре русского рабочего, обихоженного большевиками пропагандистскими посулами и классовыми привилегиями, проснулся Обломов, который ста\ одним из его самых неприглядных ликов времен всероссийской смуты.
В октябре 1920 года в Костроме, на объединенном заседании губкома, губисполкома и губчека, крупный работник губернского масштаба, некто Лебедев, выступил с просьбой освободить его от работы в комитете. Присутствующие были немало изумлены, сошла прочь дремота заседания, и вопросительно заскрипели стулья. Мотивируя, Лебедев указал на зловещие признаки разложения в партии, злоупотребления ответственных работников и, кроме этого, выразил

РАБОЧИЙ КЛАСС И •ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
несогласие с господствующим в политике отношением к крестьянству и рабочим: «Когда мне приходилось говорить с крестьянами и слышать от них, что рабочие ничего не делают, я защищал рабочих, становился на их сторону, доказывал крестьянам, что рабочие живут в несравненно худших условиях, чем крестьяне, что у них существует суровая трудовая дисциплина, расценки, тарифы. Но ведь я лгал крестьянам, я брал в пример идеальных рабочих, а разве наши костромские таковы? Наш пролетариат скоро будет походить на римский, который только требовал хлеба и зрелищ» (59).
Все правильно, но напрасно Лебедев слишком строго судил свою Кострому и уподоблял ее худшим античным образцам. В Самаре могли сказать то же самое. Одному заезжему кооператору из Москвы пришлось вступить в беседу с тамошними крестьянами по поводу сева яровых. Крестьяне отвечали, что сеять думают только для своего обихода, мол, довольно нами верховодить. Пускай сами попробуют в земле покопаться, жир-то небось живо сойдет. По привычному ходу мысли кооператор предположил, что речь идет о буржуях, но оказалось, что забастовка с посевами направлена не против них, а против... рабочих. Ему открылся целый арсенал обвинений рабочих в дармоедстве (сокращение рабочего дня и понижение производительности труда), и подвиги реквизиционных отрядов, и стремление рабочей кооперации занять положение хозяев во всей кооперативной системе. «Интересы тружеников деревни и города не всегда совпадают,— писал кооператор,— а вывод... вывод все то же роковое: пущай землю едят, а работать на них мы не согласны» (60).
В таком неприглядном образе нередко представал рабочий в глазах интеллигента, партийного работника, крестьянина: пугачевец, лодырь, дармоед. Заигрывание власти с пролетариатом промышленных центров, классовый паек, о котором крестьяне неблагополучных губерний могли только мечтать — все это в конечном счете усугубляло неприязнь к рабочим в остальном обществе.
Особенностью внутреннего положения в Советской республике осенью 1920 года явилось не только окончание войны с Польшей и разгром Врангеля, не менее существенным признаком стало заметное и отрадное для власти умиротворение настроений среди рабочих крупных промышленных центров. Неплохо поставленный репрессивный аппарат Наркомпрода сумел с начала 1920/21 продовольственного года наладить выкачку продовольствия из деревни и снабжение промышленных регионов. Однако это обещало в недалеком Ц:л4 будущем и большие потрясения. Крестьянский карман был далеко ^ не бездонен. Развивающийся кризис сельского хозяйства и усиление

ГЛАВА IV___
160
крестьянского недовольства к началу 1921 года вызвали небывалый, почти повсеместный рост крестьянских восстаний. По сути, начался новый этап гражданской войны уже внутри самого союза победителей белой контрреволюции. Подвоз продовольствия в январе 21-го года оказался парализованным, отчасти в результате действий повстанцев, отчасти из-за традиционных снежных заносов, к которым в довершение прибавился острый топливный кризис. Прибавилась партийная дискуссия о профессиональных союзах, в ходе которой коммунистические вожди поносили друг друга перед рабочей и военной аудиторией, помогая ей составить мнение об истинном положении дел в стране. Назревал очередной социальный взрыв, в котором, однако, имелись свои особенности.
В начале 1921 года недовольство рабочих политикой военного коммунизма стало универсальным. Ранее они в основном были озабочены собственными проблемами и выдвигали запросы, которые зачастую шли в разрез с интересами крестьян. Что было нового в начале 21-го года, так это проникновение в сознание рабочей массы интересов крестьянства. Слепков вспоминал, что произошел чрезвычайно сильный сдвиг в социально-политической идеологии значительных групп рабочих. Еще в 1919 году они говорили: «Мы в городе пухнем с голоду, а они в деревне пухнут от обжорства». К началу 1921 года слышались уже другие речи. На митингах в адрес коммунистов раздавалось: «Вы требуете от деревни хлеба, а что даете взамен?» Процентов 60 рабочих имело связь с деревней (61). Беспартийная рабочая конференция в Киеве в декабре 1920 года была разогнана властями только за высказанное, но еще не принятое пожелание о замене продразверстки продналогом (62).
Развитие кризиса привело в марте 1921 года к Кронштадтскому мятежу, начало которому положили волнения рабочих, начавшиеся 24 февраля в Петрограде. В конце 20-го года, в период правительственных иллюзий относительно начала экономического роста, в Петроград в порядке трудовой повинности было возвращено большое количество рабочих, бежавших ранее из-за голода в деревню. Труд-мобилизованные принесли с собой из деревни настроения крестьян, взбешенных системой разверстки, запрещением свободной торговли и действиями заградительных отрядов. И когда, в результате топливного кризиса, началось внезапное закрытие большинства только что пущенных в ход предприятий и резкое сокращение пайка, это вызвало особенное недовольство петроградских рабочих. Город охватила почти всеобщая забастовка. Среди забастовщиков стали появляться откровенно антибольшевистские листовки с требованиями коренного изме

_РАБОЧИЙ КЛАСС И «ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
; 161
нения политики, освобождения арестованных социалистов и рабочих, свободных перевыборов в Советы.
Волнения начались с Трубочного завода. В одно прекрасное утро завод оказался на замке по причине отсутствия топлива. Рабочие добились его открытия, но к работе не приступили, а начали митинг, на котором вынесли требования гражданских свобод, Учредительного собрания и отмены каторжных законов. На другой день к Трубочному присоединилась фабрика «Лаферм» и смягчила требование Учредительного собрания требованием свободных перевыборов в Советы. В течение трех дней забастовка захватила весь Васильевский остров и перекинулась в Городской район. В первые дни было разоружено более пятидесяти коммунистов, их изгоняли с заводов, а у «Лаферма» даже избили. На улицах ссаживали осанистых седоков с автомобилей и извозчиков. Группа рабочих явилась в здание Петроградского совнархоза, чтобы снять с работы служащих. Часть забастовщиков, вошедшая в здание, была арестована, однако оставшиеся на улице стали захватывать подъезжавших к СНХ коммунистов и уводить в свой район, объявив их заложниками. Наконец, 28 февраля в Невском районе на стенах домов затрепетали листовки с лозунгами, призывавшими к свержению Советской власти и созыву Учредительного собрания.
Неизвестный очевидец, близкий к эсерам, прибывший в Петроград в разгар событий, писал, что он ехал из Москвы в полном неведении, поскольку все советские газеты сообщали, что в Петрограде все спокойно. Прибыв в Петроград, уже на углу Лиговки и Невского, увидел объявление, что в Питере военное положение и хождение разрешено только до 23-х часов. Второе печатное изделие аршинными буквами спрашивало: «Кому это надо?» В ответ довольно туманно объяснялось, что где-то и почему-то есть волынщики, идущие рука об руку с буржуазными шептунами и Антантой. Написано это послание было Зиновьевым и в довольно незлобивом тоне, но зато третье явилось шедевром коммунистического творчества. Оно было озаглавлено: «От красных курсантов». По его смыслу выходило, что пробудилась всякая нечисть и прет на власть. Говорилось: «Воры, студенты, проходимцы, эсеры и меньшевики разжигают ненависть к рабоче-крестьянской власти». В конце концов делалось предупреждение всем волынщикам, что если они не встанут добровольно на работу, то их -заставят сделать это оружием, не останавливаясь ни перед чем (63). Движение в Петрограде не приняло организованного характера в значительной степени благодаря быстрой реакции петроградской ; ЧК, немедленно арестовавшей членов организаций меньшевиков, эсе-\ ров, левых эсеров и анархистов, что сразу лишило рабочих центра-

ГЛАВА ГУ__
162
лизованного руководства. Но события перекинулись в Москву и Кронштадт, где сложились аналогичные условия. В Москве стачки металлистов начались еще в начале февраля и почти не прекращались. Вторая волна забастовок нахлынула на столицу 23 февраля. На предприятиях из состава заводских комитетов «вышибали», по выражению Шляпникова, коммунистов. 3 марта бюро комфракции ВЦСПС обсуждало вопрос о новой волне забастовок в Москве (64).
Настроения рабочих в период Кронштадтского мятежа очень хорошо характеризует письмо Кавеньяка русской революции, командующего 7-й армией М. Н. Тухачевского Ленину от 10 марта 1921 года. Тухачевский возражает на предложения о введении милиционной системы и пишет: «Если бы дело сводилось к одному восстанию матросов, то оно было бы проще, но ведь осложняется оно хуже всего тем, что рабочие в Петрограде определенно ненадежны. В Кронштадте рабочие присоединились к морякам. На Западном фронте я также видел неважное настроение рабочих... И если провести милицию в рабочем районе, даже таком, как Петроградский, то никто не может гарантировать, что в тяжелую минуту рабочая милиция не выступит против Советской власти. По крайней мере, сейчас я не могу взять из Петрограда бригады курсантов, т.к. иначе город с плохо настроенными рабочими было бы некому сдерживать.
Что касается до подавления восстаний, то здесь, конечно, для нашей Красной армии громадная разница, бить ли матросов, или кулаков, или же рабочих. Если бы рабочая милиция где-нибудь восстала против Советской власти, то нам стоило бы больших трудов подавить восстание» (65).
После подавления мятежа последовали и длинный кнут, и приличный пряник. Наряду с жестокой расправой с кронштадтцами, по свидетельству Мясникова, рабочим Петрограда срочно выдали по 4 фунта мяса и предметы первой необходимости, ассигновали приблизительно по 50 рублей золотом на рабочего (что составляло стоимость более пуда муки) для закупки товаров за границей, сняли заградительные отряды, созвали совещание представителей заводов и фабрик и фактически предоставили свободу слова на собраниях (66). Но главным результатом социального взрыва в начале 1921 года была конечно же отмена политики военного коммунизма и переход к нэпу, что явилось существенным отступлением большевиков от своей первоначальной политической стратегии и значительной победой рабочих и крестьян России над диктатурой большевиков.
Как памятно из учений недавнего прошлого, социализм утопический превратился в социализм научный после того, когда было со

_ РАБОЧИЙ КЛАСС И «ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
вершено открытие о всемирно-исторической роли пролетариата, как о силе, призванной осуществить социалистическую революцию и преобразовать общество на началах научного управления, социального равенства и справедливости. В дальнейшем это открытие получило развитие в теории диктатуры пролетариата. История XX века обязана была реально воплотить диктатуру пролетариата, чтобы поддержать реноме учения XIX века, подтвердить его истинность. Но она не дала подтверждения.
Не словесные манипуляции, а изучение фактического материала периода, именовавшегося «диктатурой пролетариата», говорит о том, что таковой не было. О ней, как чисто по-английски заметил философ Бертран Рассел, можно говорить лишь в некоем пиквикском смысле. К состоявшейся диктатуре пролетариат имел лишь косвенное отношение. Диктатура оказалась диктатурой нового государственного аппарата во главе с ленинским партийным руководством. Что из того, что известный большевистский деятель Л.С.Сосновский, попав в захолустный уезд Тверской губернии, с восторгом обнаружил, что три четверти местного исполкома вышло из питерских и московских рабочих (67). Восторг Сосновского свидетельствует отнюдь не о диктатуре пролетариата, а говорит о диктатуре «исполкомов» и прочих «комов». Представители пролетариата в одном случае явились лишь сырым материалом для заполнения вакансий новой государственной структуры, а в другом случае лишь подставляли спины для пробы методов управления вчерашних братьев по классу.
Политика и идеология большевизма еще в 1918 году была подвергнута резкой критике с точки зрения социализма, исповедоваемого другими социалистическими партиями. Те громко сказали, что власть комиссара — это поражение рабочей и крестьянской революции. Они констатировали, что государственная власть в лице большевиков, по существу, возвращается к принципам дореволюционной эпохи, только уже в более жестком варианте, освобожденная от груза пережитков и не скованная социальными компромиссами старой эпохи. Государство большевиков проложило себе путь к абсолютному господству над гражданским обществом. Наступила эра государственного абсолютизма.
С позиций социализма — это измена, но как все выглядит с точки зрения объективных законов развития российского общества? Что в этой дилемме более научно, а что более утопично? Думается, здесь кроется главная проблема понимания минувшей эпохи. Что же касается пролетариата и его исторической миссии, впору привести слова бывшего председателя самарского Комитета членов Учредите;?

ГЛАВА ГУ
тельного собрания В.К.Вольского, социалиста, который в 1919 году высказался так: «Иллюзии пролетарской диктатуры надо отбросить. Ростом и умом не вышел пролетариат "вводить социализм" не то что в деревне, а у себя самого» (68).
ПРИМЕЧАНИЯ
1. ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 7. Д. 8. Л. 11.
2. Там же. Оп. 30. Д. 12. Л. 49.
3. Там же. Оп. 7. Д. 8. Л. 12.
4. Знамя труда. 1918. 17 мая.
5. Там же. 1918. 25 мая.
6. ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 705. Л. 308.
7. Известия Наркомпрода. 1918. №6-7. С. 35.
8. Знамя труда. 1918. 22 мая.
9. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 4. Л. 13 об.
10. Там же. Л. 14.
11. ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 21. Д. 18. Л. 5—6.
12. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 5. Д. 209. Л. 2 об.
13. Там же. Оп. 65. Д. 453. Л. 126.
14. Екатеринбургский областной архив. Ф. 41. Оп. 2. Д. 418. Л. 83 об.
15. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 43. Л. 20.
16. Там же. Л. 21—22.
17. Там же.
18. РГАЭ. Ф. 1884. Оп. 28. Д. 1. Л. 19.
19. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 65. Д. 7. Л. 146.
20. Там же. Д. 141. Л. 42.
21. Там же.
22. Там же. Д. 453. Л. 123 об.
23. Там же.
24. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 11782. Л. 5 об.
25. Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 65. Л. 26.
26. Там же. Оп. 84. Д. 56. Л. 1.
27. Там же. Оп. 65. Д. 7. Л. 141 об.
28. Там же. Оп. 112. Д. 4. Л. 55.
29. Там же. Оп. 4. Д. 82. Л. 1.
30. Там же. Л. 1 об.
31. Там же. Оп. 112. Д. 3. Л. 17.
32. Там же. Оп. 65. Д. 86. Л. 9 об.
33. Там же. Оп. 12. Д. 640. Л. 36.
34. Там же. Оп. 65. Д. 489. Л. 2.
35. Там же. Оп. 12. Д. 188. Л. 12.
36. Там же. Л. 14.
37. Там же. Д. 191. Л. 12.
38. Там же. Д. 188. Л. 15.
164

РАБОЧИЙ КЛАСС И ж ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»
39. Там же. Оп. 65. Д. 327. Л. 14.
40. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 11957. Л. 8.
41. Там же. Л. 5.
42. РГАЭ. Ф. 3429. On. 1. Д. 1302. Л. 34.
43. Р1ДХИДНИ. Ф. 5. On. 1. Д. 2618. Д. 1.
44. Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 453. Л. 70 об.
45. Там же. Ф. 46. On. 1. Д. 2. Л. 186.
46. Там же. Ф. 5. On. 1. Д. 2618. Л. 8.
47. РГАЭ. Ф. 3429. On. 1. Д. 1431. Л. 146.
48. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 68. Л. 4.
49. Там же. Ф. 5. On. 1. Д. 2617. Л. 31.
50. Там же. Ф. 2. On. 1. Д. 15337. Л. 4—5.
51. Там же. Ф. 5. On. 1. Д. 2617. Л. 17—18.
52. Там же. Д. 2615. Л. 20 об.
53. Там же. Ф. 17. Оп. 65. Д. 453. Л. 82 об.
54. Там же. Оп. 12. Д. 695. Л. 5 об.
55. Там же. Оп. 84. Д. 26. Л. 5.
56. Там же. Оп. 112. Д. 72. Л. 37.
57. Там же.
58. Минувшее. Исторический альманах. Т. 2. М.( 1990. С. 294.
59. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 12. Д. 263. Л. 82.
60. Союз потребителей. 1919. №6-7. С. 26.
61. Слепков А. Кронштадтский мятеж. М., Л., 1928. С. 8—9.
62. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 272. Л. 97.
63. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 272. Л. 100.
64. Там же. Ф. 95. On. 1. Д. 22. Л. 44.
65. Вопросы истории. 1994. №6. С. 27.
66. Екатеринбургский областной архив. Ф. 41. Оп. 2. Д. 418. Л. 84.
67. Правда. 1920. 25 июля.
68. Исторический архив. 1993. №3. С. 146.